Встреченный очаровательной Виллер-Мовлас, Жюль ограничился тем, что дружески улыбнулся Бомарше и прошел в главную гостиную. У них обоих сегодня не было ни малейшего желания обсуждать дела Соединенных Штатов, даже если для этого можно было бы найти безопасное место.
Во время ужина Джина Фарруччи не общалась с Жюлем, а старалась внести оживление в вечеринку. Она дважды спела под собственным умелым сопровождением на фортепиано, а в перерывах курсировала по гостиной, поднимая всем настроение своими остроумными репликами. Жюль понимал, что его испытывают, и был вежлив со всеми. Его забавляли полные любопытства взгляды гостей, пытавшихся определить его отношение к поведению Фарруччи. Ни от кого не ускользнуло то обстоятельство, что в театре она открыто пригласила его, а теперь проявляла к нему очевидное безразличие. Время от времени оба оказывались рядом, и тогда она отпускала короткие насмешливые комментарии на итальянском, на что он учтиво отвечал с интонациями в голосе, которые были понятны только ей.
В этот момент кто-то, уловивший достаточно много из их разговора, спросил Жюля:
— Полагаю, среди ваших талантов числится также пение?
— Я пою, но только не перед публикой.
Последовал взрыв хохота, причем громче всех смеялась Джина Фарруччи.
Наконец она решила, что пора уезжать, попросила принести ей шаль и меха и, попрощавшись с хозяином и хозяйкой дома, встала у двери и спокойно взглянула на Жюля. Тот подошел к ней и тоже попрощался со всеми. Она вышла, опираясь на его руку, и оба спустились к его экипажу. Жюль помог сесть, передав кучеру ее указания, куда ехать. Во время поездки она остроумно развлекала его размышлениями о вечере, а он старался не уступать ей и не раз заставил ее смеяться.
Однако Жюль сам не знал, что говорит; у него кружилась голова, чего не бывало уже много лет. Прежде чем они доехали до ее дома, он сказал:
— Синьорина, сегодня вечером я впервые счастлив, что вернулся во Францию.
Она лишь очаровательно улыбнулась, но на сей раз без всякого притворства.
Когда оба поднялись наверх, Джина перекинула шаль и меха через спинку кресла и помогла служанке зажечь все свечи в салоне, оставив Жюля стоять посреди комнаты. Затем она отпустила служанку и повернулась к нему, немного потягиваясь, будто впервые за весь вечер расслабилась.
— А теперь, месье, пора послушать, как вы поете.
Как и ожидалось, он тут же оказался в ее объятиях и страстно поцеловал ее. Руки певицы обхватили его шею, она прижалась к нему с такой силой, которая всколыхнула все его чувства. Он чуть отстранил голову и заглянул в ее темные глаза: