Наверняка перед мгновенной кончиной у людей-таки успела проскочить одна тревожная мысль, состоящая из смеси удивления и досады. Никто ведь не верил, что атомное оружие будет использовано, слишком очевидны и разрушительны его последствия. Но это случилось, безо всякого объявления, без малейшей помпы. А мои родители точно обо мне вспомнили и, может, даже успели порадоваться, что я далеко. Наверняка успели.
Я не имею никакого права быть сейчас слабым, нельзя сдаваться. Надо только добраться до ближайшего уцелевшего города, пойти в полицию и пусть нами, как жертвами, занимается горячо любимое государство.
Интересно, какая компенсация нам полагается? Лично я бы не слишком удивился, постигни нас незавидная участь помещенных в какой-нибудь карантин, причем пожизненно, только бы не расстрел на месте — сдуру наши правоохранители и на такой шаг пойдут, уверен. И не только наши, наверное. Ситуация действительно из ряда вон.
Но даже если нас приголубят и расщедрятся, как можно компенсировать то, что не продается и не покупается? Даже если предположить, что правительство вдруг посочувствует и подарит квартиру с окнами на Красную Площадь, что заполнит пустоту от нашей потери? Ничто и никогда не сможет заставить нас это забыть. Я вообще бы не отказался для своего же блага прилечь ненадолго в психиатрическую клинику, но там меня охотно сделают овощем, я ведь как-никак пострадавший, фактически беженец, много чего интересного могу рассказать журналистам, а за деньги заткнуть не получится. Я поделился размышлениями с Ванькой.
— Не думаю, что они настолько бессердечные, — покачал головой друг. — Да и толку-то нас по психушкам прятать, думаешь, мы одни такие счастливчики, кого на атомы не расщепило?
— Нет, конечно, и других хватает. Интересно, чем они сейчас заняты.
— Да все тем же, уверен. Тоже ищут информацию и гадают, только по нам бабахнули или вообще весь мир в труху. А если кто уже узнал, что это свои подсуетились, так там уж все непредсказуемо, от жажды мести до суицида.
— Ага. А у нас, выходит, посерединке выходит, — я ткнул Ваньку кулаком в плечо, пытаясь подбодрить, хоть у самого горько саднило в горле. — Мы и Кремль брать не собираемся, и с собой кончать не планируем вроде. По крайней мере, я на это надеюсь. Выше нос, конопатый. Нас хоть четверо осталось, все друг друга давно знаем, не многим так везет в таких ситуациях. Каждый может рассчитывать на каждого.
— Слово «везение» тут вообще не уместно, — едко огрызнулся было Ванька, а потом поднял на меня извиняющийся взгляд, вспомнив, что не он один переживает все это. — Да нет, ты прав, прав. Расклеиться все могут, а вот собраться потом — не только лишь все. Сейчас парни вернутся, и поедем куда-нибудь, хоть в Челны те же, толку-то по деревням мотаться. Обратимся в отделение, посмотрим, что получится. Кстати, документы есть только у нас с тобой — права — а паспортов вообще ни у кого.