А между тем, удивляться нечему.
Ходор, судя по всему, не путаник и конъюнктурщик, а просто очень литературный человек – подлинно ставрогинский тип бродячего идеолога-искусителя. Умеющего как застолбить тему, так и подсадить на неё.
Он в Швейцарии, кстати, где проживает? Не в кантоне Ури?
* * *
И, наконец, о литературе: «сорок тыщ».
Читал «Не чужую смуту», то и дело наталкиваясь на выражение – «сорок тысяч».
Захар клокочет, иронизирует, негодует, для него эта цифра – как правило, знак пустопорожней, стадной прогрессии в увеличении ложно-групповых мнений и смыслов. Ну типа, либералы уже сорок тыщ раз написали о… Сорок тысяч постов, сорок тыщ лайков etc.
Это у Захара не только на письме привычный мем, но и в разговорной речи – в одном из недавних интервью «сорок тысяч» прозвучало дважды.
Как вы думаете, откуда они прилетели и прочно в голове классика поселились? Может, и Захар не знает, а я знаю. Сейчас расскажу.
Казалось бы, жанр памфлета и вообще перебранки должен отправлять к гоголевским курьерам. Но у Николая Васильевича «тридцать пять тысяч одних курьеров». Без традиционного округления в длину. Предпринимались попытки увеличить гоголевские тридцать пять до сорока – саратовский поэт Олег Рогов в годы горбачёвских ограничений (общий смысл замечательного стихотворения много шире) по торговле спиртным:
Здесь на каждую тысячу душ
сорок тысяч курьеров одних
и мильон терзаний бухих
по стране от семи до двух.
Но это – случай поэтически частный, между тем гоголевские курьеры вытаскивают есенинских, из «Страны негодяев»:
Места нет здесь мечтам и химерам,
Отшумела тех лет пора.
Всё курьеры, курьеры, курьеры,
Маклера, маклера, маклера…
И стрелка внутреннего компаса, направленная в сторону Сергея Александровича, не ошибается. Одно из сильнейших мест в «Пугачёве», глава VII, «Ветер качает рожь», монолог Чумакова:
Выйдешь в поле, зовёшь, зовёшь,
Кличешь старую рать, что легла под Сарептой,
И глядишь и не видишь – то ли зыбится рожь,
То ли жёлтые полчища пляшущих скелетов.
Нет, это не август, когда осыпаются овсы,
Когда ветер по полям их колотит дубинкой грубой.
Мёртвые, мёртвые, посмотрите, кругом мертвецы,
Вон они хохочут, выплёвывая сгнившие зубы.
Сорок тысяч нас было, сорок тысяч,
И все сорок тысяч за Волгой легли, как один.
Даже дождь так не смог бы траву иль солому высечь,
Как осыпали саблями головы наши они.
Есть ещё бакинское, 1925 года, стихотворение, «1 мая», где он повторил свистящую саблей рифму «высечь – тысяч».
Ну как тут в сердце гимн не высечь,
Не впасть как в дрожь?
Гуляли, пели сорок тысяч