– Я понимаю, – закивал Владимир Николаевич.
– Вот и славно, – улыбнулся подполковник. – Слушай, да что мы с тобой все о работе да о работе… Так тоже нельзя. Однобоким человеком стать можно. У меня кроме работы – веришь, Вова, – и нет-то почти ничего… Одни служебные отношения. А это неправильно. Надо, чтобы рядом друзья были, чтоб не только по службе. Чтоб в трудную минуту проблемы помогли перемолоть, а в радостные – радость с другом делить приятнее… Понимаешь?
– Понимаю…
– Ну и ладно… Пойдем-ка, Володя, по коридору погуляем. Накурено тут у нас, пусть проветрится пока…
Разговор приблизился к слишком опасной черте, чтобы Геннадий Петрович рискнул остаться в своем кабинете. Мало ли какое говно могли «добрые люди» в щели понапихать? Та же Лера могла…
В длиннющем коридоре Ващанов взял Колбасова под локоток, и они неспешно побрели вдоль однотипных казенных дверей – ни дать ни взять, Шерочка с Машерочкой…
– Разработку-то по Барону до конца довести надо, Вова, – очень тихо сказал подполковник. Почти прошептал. Колбасов молча кивнул, и Геннадий Петрович продолжил: – Я вот что думаю… Ты говорил: кому – нары, а кому – Канары… Самое неприятное, когда менты ссученные жировать начинают. Такие, как этот Кондрашов. Гниды продажные… Такие вообще жить на белом свете не должны…
Владимир Николаевич искоса вопросительно глянул на шефа. Подполковник подтверждающе прикрыл глаза.
– И суки такие действительно долго не живут. Помнится, этот Кондрашов Сибиряка сажал в свое время… Глубоко сажал, очень тогда Сибиряк расстраивался… А ведь он сейчас в городе, бандит этот… Как таких с половины срока на поселок выпускают – ума не приложу… Прогнило все, Вова… Так вот что я думаю, Владимир Николаевич… Сибиряк ведь наверняка спит и видит, как бы Жене Кондрашову должок вернуть… Представляешь, что случится, если Сибиряк вдруг заранее узнает точное время, когда его крестный в тихой, уединенной баньке париться будет?
– Ага, – кивнул Колбасов. – Все там в баньке и останутся… Да и хуй бы с ними.
– Ну… Володя, нельзя же так, – укоризненно покачал головой Ващанов. – Все-таки речь идет о жизнях человеческих… Хотя, с другой стороны, мы-то что сделать можем? В каждую бандитскую разборку не впишешься. Но! – Геннадий Петрович поднял вверх указательный палец и окончательно перешел на шепот: – Есть и еще одна информация: у Обнорского с Кондрашовым отношения испортились. Да-да, Володя, испортились… А этот Обнорский мальчик непростой, тоже умеет кое-чего… Научился, сука, в Аравии своей… И мне так кажется, что этому журналисту ничего не стоит дружка-то своего порешить безжалостно… Удивился бы ты, Вова, если бы взял с поличным, что называется, нашего писаку над теплым трупиком убиенного кореша? А?