Глава 27
На войне как на войне
…Они приехали через двадцать минут. Мы топтались у двери в комнату Валдиса, старухи безумного вида не просматривалось. Квартира казалась вымершей; где-то капало из крана; с лестничной площадки долетали невнятные голоса. Мы вздрогнули от режущего звука дверного звонка и переглянулись: кому открывать – нам или старухе? В квартире царила тишина. Старуха все не появлялась, и мы на цыпочках, осторожно, двинули в прихожую. Галка загремела замками.
Их было четверо: наши знакомые полковник Кузнецов и капитан Коля Астахов, и двое, которых мы не знали: один – маленький, седенький, с небольшим черным кейсом, и замыкающий, за спинами товарищей, – чернявый человек восточного типа с фотокамерой.
– Здравствуйте, девушки, – сказал Кузнецов. – Что тут у вас, показывайте.
– Здрасте, – пробормотал человек с фотокамерой. – Я Ашот.
– Лисица! – сказал седенький с чемоданом.
Я не сразу сообразила, что Лисица – видимо, его фамилия, и пробормотала:
– Екатерина Берест, а это Галина.
– Очень приятно, – ответил он, хотя приятного было мало. Вернее, не было вовсе. – Это ваша квартира?
– Нет, мы пришли… Просто пришли. Сюда!
Мы гуськом потянулись в комнату бармена. Коля Астахов открыл дверь, мы стали на пороге. Там ничего не изменилось: мужчина по-прежнему лежал на полу, и черное пятно было на месте.
– Вы заходили сюда? – спросил Кузнецов, поворачиваясь к нам.
– Не заходили, открыли дверь и сразу увидели… И сразу позвонили вам.
Невольно в моем голосе прозвучали скулящие нотки. Я ожидала, что Кузнецов скажет что-нибудь вроде: как вы сюда попали? Опять путаетесь под ногами! Куда вы опять влезли? И заранее приготовилась оправдываться, лихорадочно соображая, выложить ему все сразу или постепенно, по ходу дела.
– Кто это? Ваш знакомый?
– Нет. Его зовут Валдис… Наверное. Он бармен из «Белой совы».
– Кто еще живет в квартире?
– Нам открыла женщина… Старая.
– Коля, посмотри! – приказал Кузнецов.
Капитан Астахов удалился в недра квартиры.
– Давай, Ашотик.
Человек восточного типа проскользнул в комнату. Забегал в поисках ракурса, защелкал блицем. Я вдруг с удивлением услышала, как седой Лисица замурлыкал что-то себе под нос – я разобрала мелодию, похоже, ария Вертера: «О не буди меня, зефир младой весны…» Он казался вполне удовлетворенным жизнью и обстоятельствами – деловито пристроил на журнальном столике свой кейс, натянул резиновые перчатки, присел на корточки, рассматривая мертвого человека, и лицо у него при этом было вполне благодушным. Странный персонаж.