– Наверное, членов семьи Шоберов. Ты статью читала? – спросил Жабик.
– Не читала. А почему здесь?
– Ну, они были немцы и типа протестанты или католики, на нашем кладбище им не в масть, вот их и поклали здесь. Или вовсе самоубийцы.
Ляля Бо ахнула, зажав рот рукой.
– Подождите! – Федор Алексеев нагнулся, рассматривая серую каменную плиту, лежащую на земле. Смахнул рукой сухие ветки и листья – открылись полустертые буквы. – Старец Ваня Золотенький… – принялся разбирать он. – Дальше нечетко… в одна тысяча семьсот двадцать… каком-то, преставился в Бозе… в одна тысяча восемьсот третьем. Да упокоится с миром душа твоя…
– Старец Ваня Золотенький? – с недоумением повторил Жабик. – А Шоберы где?
Никто ему не ответил.
– А это памятник игуменье Ельницкого женского монастыря, матери Феодосии… – продолжил Федор, расчистив плиту рядом.
– Ничего не понимаю! – воскликнул Жабик. – Откуда они тут?
– Здесь неподалеку был когда-то монастырь, я думаю, памятники оттуда, – сказал Федор. – В девятнадцатом году его разорили и кладбище уничтожили. Эти надгробья, наверное, перенесли сюда, чтобы спасти. Возможно, они были спрятаны в земле, а черные археологи раскопали…
– Так это только памятники или… они тоже? – спросила Ляля Бо. – Какой ужас! Бедные!
– Трудно сказать. Возможно, здесь когда-то было полное захоронение, а что осталось сейчас – одному Богу известно.
– Может, это их души бродят по дому?.. – пробормотал Жабик.
– Можно привести все в порядок, – сказал Федор. – Я готов принять участие.
– Напрасный труд! Дом снесут, и их выбросят на свалку, – возразила Ляля Бо. – Здесь будет аквапарк.
Наступила неловкая пауза.
– Может, не снесут, – наконец сказал Арик. – Охрана памятников не позволит.
– Ой, я вас умоляю! – пропела Ляля Бо. – Кто с ними теперь считается? Их не сегодня завтра вообще прикроют. Бешеные деньги, господа! Вечно одно и то же!
– Можно организовать студентов, – заметил Федор. – У меня есть замечательные ребята. Да и автор статьи, Женя Гусев, мой знакомый, с удовольствием ввяжется. Он вообще фанат.
– И стоять насмерть, – добавил Арик. – В конце концов, это общежитие рабкульта.
– У меня родилась мысль! – Вербицкий поднял указательный палец. – А не устроить ли здесь филиал Молодежного? – Он обвел всех присутствующих взглядом. – У нас же теснота, плюнуть некуда. И назвать «Приют лицедея. Авангард-студия».
– Дохлый номер, – хмыкнул Жабик. – Не отдадут.
– Не нравишься ты мне в последнее время, Петруччо, какой-то прет из тебя нехороший пессимизм! Посмотрим. Главное – ввязаться! – подытожил режиссер. – Федя, за тобой ребятишки. А вообще, господа, как вам известно, революции делают молодняк или военные. Первые – идеалисты без инстинкта самосохранения, у вторых – стволы и походная связь. Предлагаю отметить! Можно на воздухе.