– Эй, все, кто так похвалялся своей преданностью Уорвику! Там, на улице, убивают верных слуг графа, и я, его дочь Анна, взываю к вам и молю о помощи! Помогите, и мой отец щедро вознаградит каждого из вас, едва только вступит в Лондон!
Ее голос звенел. В таверне, где только что стоял неимоверный гам, воцарилась тишина. Завсегдатаи сидели, выпучив глаза и разинув рты. Никто не двинулся с места.
– Ну же! – Анна топнула ногой. – На мосту убивают людей Уорвика! Я, Анна Невиль, говорю вам, что, если вы не поможете им, их убьют, меня же выдадут Глостеру. И тогда Йорки, сделав меня заложницей, станут диктовать свои условия Делателю Королей.
Сидевший ближе всех к Анне каменщик с перебитым носом судорожно сглотнул и томительно медленно проговорил:
– А ведь лопни моя селезенка, если этот мальчик не Анна Невиль. Она похожа на Уорвика, и у нее такие же, как у всех Невилей, зеленые кошачьи глаза. – Внезапно вскочив, он крикнул: – А ну, за мной все, кто из вас добрый христианин и не болтает попусту языком!
Тотчас добрая половина посетителей харчевни с шумом выскочила из-за столов и заспешила на улицу. Анна, до последней секунды сомневавшаяся в успехе, выбежала за ними.
Лондонский люд всегда охоч до любых стычек – на ножах ли, на палках или кулаках. Поэтому завсегдатаи таверны, кто с оружием, а кто с тем, что подвернулось под руку, решительно потеснили нападающих.
Оказавшись в стороне от сражающихся, Филип Майсгрейв бессильно прислонился к стене. Его лицо было залито кровью. Кровь пятнами проступила и на груди.
Анна кинулась к нему:
– Вы ранены, сэр Филип?
– Не смертельно.
Он отер струящуюся из рассеченной брови кровь и улыбнулся девушке:
– Вы истинная дочь своего отца, леди Анна. Смотрите, как быстро вы сумели сплотить целую толпу.
Прихрамывая, подошел Фрэнк. Его правая нога была в крови, при каждом шаге в сапоге хлюпало. Один лишь Гарри оставался цел и невредим. Словно обретя второе дыхание, когда явилось подкрепление, он носился в гуще сражающихся в развевающейся рясе и островерхом капюшоне, ловко орудуя мечом и крича во весь голос:
– Коли, руби их, дети мои! Клянусь, все вы сегодня получите отпущение грехов. Примите благословение! Pigiritia mater vitiorum! 77 Ату их! Ату!
Все утопало в лязге мечей и воплях. Дерущиеся топтали тела павших, испуганно визжали женщины. Бойцы оступались на скользкой от крови мостовой. Зеваки из окон верхних этажей азартно подзадоривали обе стороны.
Филип снова смахнул стекавшую на глаза кровь.
– Пора уходить. Не ровен час, явится стража.
И почти в ту же секунду раздались громкие испуганные крики: