– Скажите, сэр Майсгрейв, зачем это вам понадобилось истязать себя и меня? Разве не сама судьба, послав столько испытаний, сохранила нас друг для друга? Разве наши души не соединились еще до того, как соединились тела?
Филип глядел на нее с восхищением. Он мог бы привести множество доводов рассудка, но не этого он хотел, не к этому стремился. Он коснулся ее руки, а затем притянул к себе.
– Я люблю тебя, Анна. Бог видит, как я люблю тебя!
Через несколько часов они наконец спустились вниз, и лица их были полны блаженства. Они сели в дальнем конце стола, с жадностью ели и улыбались друг другу, словно находясь в полном одиночестве.
Потом они отправились куда глаза глядят. Об отъезде и речи не было – Филип велел расседлать заждавшегося Кумира.
Они бродили по залитым горячим солнцем улицам и площадям Бордо. Город гудел, полный криков водоносов, уличных зазывал, точильщиков ножей. Улочки кишели народом, отовсюду неслось позвякивание бубенцов на осликах и вьючных мулах. Из трактиров, попадавшихся на каждом шагу, плыли запахи масла, специй, жареной рыбы и прокисшего вина. Через белокаменные ограды садов на улицу свешивались цветущие ветви миндаля и сирени. Стройные девушки с золотистой кожей сходились с кувшинами к фонтанам, где вода стекала из пастей каменных львов. Порой то одна, то другая оглядывалась, призывно улыбаясь, и тогда какой-нибудь смуглый кудрявый южанин, как завороженный, отправлялся следом за красоткой, заговаривал с ней, брал из ее рук кувшин.
Любовь не казалась запретным плодом в этом городе солнца. Юноши и девушки расхаживали по улицам, взявшись за руки, собирались на каменных ступенях домов, плясали под звуки бубнов и кастаньет. Многочисленные монахи здешних монастырей смотрели на это сквозь пальцы, а иногда можно было увидеть и молоденького аббата в надушенной шелковой рясе, неспешно прогуливающегося рука об руку с красавицей в высоком эннене. И если нарядная дама, облокотясь о перила балкона, с улыбкой выслушивала серенаду своего поклонника, в награду бросив к его ногам цветок, или рыцарь в бархатном камзоле и шляпе с длинным пером сажал к себе в седло хорошенькую девицу, никто не усматривал в этом ничего предосудительного.
Филип покупал Анне ломтики сушеной дыни, печенье с сыром, рогалики с изюмом, и она с аппетитом жевала, улыбаясь, а он сгорал от желания ее обнять.
Когда зазвонили к обедне, лицо Анны вдруг стало серьезным.
– Я давно не была в церкви. Мне нужно исповедоваться.
У Филипа дрогнуло сердце. Вот оно, пробил час раскаяния…
Они вошли в церковь Святого Реми, легкую и ажурную, с устремленной ввысь пятигранной колокольней. Ослепительное сияние дня сменилось в церкви прохладой и полумраком. Плавали тонкие завитки ладана, величественно гудел орган. Анна, оставив Филипа, пробралась почти к самому алтарю. Рыцарь видел ее издали. Это пение, эта ангельская музыка, вся эта атмосфера заставят Анну очнуться, опомниться, раскаяться. Он поднял глаза к церковному своду.