«Господи, не забирай ее у меня! Пусть этот волшебный сон не прервется».
Он не мог молиться, но и идти к исповеди не хотел. Его грех был слишком дорог ему. Он вышел на улицу и прождал здесь Анну до самого окончания службы. Прихожане выходили один за другим, но Анна все не появлялась. Наконец вышла и она. Лицо ее было серьезно, глаза опущены. Филип шагнул к девушке, но она молча прошла мимо. Какое-то время он следовал за ней, пока она, вздохнув, не оглянулась. Заметив его, Анна смущенно улыбнулась.
– Священник слишком легко отпустил мне этот грех. По-моему, в здешних краях подобные прегрешения и в грош не ставят. Тогда я мысленно попросила Пречистую послать мне какой-нибудь знак, если я прогневила ее. Я долго ждала, но знака не было. Наоборот, на душе стало совсем легко.
Майсгрейв, скорбно глядя на девушку, проговорил:
– Я думаю, нам следует сейчас же отправиться в путь. Чем скорее мы преодолеем искушение остаться, тем будет лучше для нас обоих. И отныне между нами всегда будет лежать меч.
– Ах, значит, меч? – Анна побледнела от гнева. – Поздно вы, сэр, спохватились! О моем целомудрии надо было беспокоиться прежде, чем оно было утрачено!
– Анна, замолчи!
Он никогда не видел ее в подобном бешенстве.
В пылу они перешли на английский, но в Бордо многие еще слишком хорошо помнили этот язык, и прохожие поглядывали на них с любопытством. Филип хотел отвести Анну в сторону, но она вырвала у него руку. Тогда, убедившись, что сейчас все слова бесполезны, он повернулся и направился прочь. Она следовала за ним, неотступно твердя:
– Я никуда не поеду отсюда! И ты останешься тоже. В конце концов, я приказываю тебе! Мы потеряли так много времени, что задержка в Бордо ничего не изменит. Я хочу быть с тобой и только с тобой… Да ты слушаешь ли меня, Филип Майсгрейв?!
Филип внезапно получил крепкий тумак между лопаток и изумленно оглянулся. Анна сама испугалась того, что сделала. Она попятилась, глядя на него и умоляюще сложив руки. Однако казалось, что в любой момент она готова расхохотаться.
– Ах ты!.. – Филип бросился за ней.
Анна убегала с пронзительным визгом. Юркая, как ящерица, она мелькала среди прохожих, оглядываясь и корча рожицы. Она видела, что он не сердится и все происходящее только игра.
На углу Майсгрейв зацепил и опрокинул тележку зеленщицы, обрушившей на него поток трескучей гасконской брани. Ему пришлось задержаться, чтобы помочь старухе собрать пучки петрушки и капустные кочаны, раскатившиеся по мостовой. Анна хохотала как сумасшедшая, пока он наконец не настиг ее в тупике, куда она ненароком свернула. Оба еще тяжело дышали, но уже улыбались друг другу. Он увлек ее в глубокую дверную нишу и стал целовать.