– Благодарю вас, ваше величество.
– Прощай.
Королева направилась к выходу. Филип придержал полог, открывая ей путь. Однако Элизабет медлила. Ей хотелось, чтобы Майсгрейв хоть на мгновение удержал ее, но он молчал, и тогда, поддавшись какому-то безотчетному порыву, она изо всех сил обняла его. На какой-то миг счастье прошлых дней снова нахлынуло на нее. Но лишь на миг. Она почувствовала, как Майсгрейв крепко сжал ее запястья и развел обнимавшие его руки.
– Ваше величество, опомнитесь!
Она подняла к нему залитое слезами лицо, но Майсгрейв остался безучастным.
– Ты больше не любишь меня, Фил?
Рыцарь не ответил, и это вселило в нее надежду.
– Мне порой так плохо без тебя. Я тоскую по твоим рукам, прикосновениям, поцелуям… Ах, Филип, иногда я просто жажду чувствовать тебя рядом!..
Не отвечая, Филип отошел от нее. Отвернулся. Но королева, давясь от слез, сгибаясь от истомы, приблизилась и прижалась лбом к его плечу, нежно и робко провела ладонью по его груди.
Тогда он глухо проговорил:
– Уходите, ваше величество. Вы сами все погубили. Я… Я никогда не смогу вас простить!
В его голосе слышалась ярость.
– Филип…
– Уходите!
Она медленно надела капюшон и скользнула в дверь. Что ж, прошлого не воротишь, и этот покорный, молчаливый рыцарь победил…
Назначенный для отъезда день выдался по-весеннему солнечным и ясным. Отворив узкое окошко, Филип Майсгрейв глядел на улицу. В комнату врывались веселый гомон птиц, вопли водоноса, скрип колес, звон металла в соседней кузне. Рядом с рыцарем за прялкой сидела Меган. Недавняя ссора супругов была забыта, и леди Майсгрейв беззаботно щебетала. Филип изредка рассеянно отвечал, но мысли его были далеко.
На усыпанный свежим аиром пол ложились блики света. Леди Меган, не прекращая сучить нить, говорила о том, как она не любит отлучек мужа и лучше бы он пореже ездил в Нейуорт, потому что там всегда неспокойно. Она и мысли не допускала, что супруг собирается совсем в иное место, а он не счел необходимым ее разубеждать.
В доме все знали, что хозяин со своими воинами скоро покинет Йорк, но Филип ни одной живой душе не обмолвился, куда лежит его путь. Герцог Глостер потребовал, чтобы отъезд на юг совершился без лишнего шума, и в этом, несомненно, был резон.
Филип снова выглянул в окно. Солнечные часы на фасаде противоположного дома показывали девять – время, когда велено было явиться протеже епископа.
«Что-то парень не торопится», – отметил рыцарь и, оставив жену, спустился во двор. Но едва он вышел из дома, как в открытые ворота въехал Алан Деббич на прекрасной золотисто-рыжей кобыле в сопровождении верхового слуги, ведущего на поводу вьючного мула. Оказавшись во дворе, Алан осмотрелся. Он не заметил Майсгрейва, который, заслонившись рукой от солнечных бликов, разглядывал его.