— Отчего же не рассказать? Если вы перенесетесь в то время, когда мы сели на корабль в той пустынной бухте, то вы, без сомнения, вспомните, в чем я вам тогда признался. Мы направлялись в Голландию, где я намеревался присоединиться к принцу Конде в Штейнштадте...
Если глава армий роялистов принял нас в смысле эмоций и энтузиазма так, как мы и ожидали, то в этом приеме присутствовала и разумная нота. Войскам невозможно было объявить, что в ставке находится Людовик XVII, не подвергая его жизнь опасности. Много было и тех, кто готов был сражаться за дело принцев, дядей маленького короля, а не за него самого, о котором сторонники этого дьявола, графа Прованского, без стеснения говорили, что он сын не Людовика XVI, а слишком соблазнительного графа де Ферзена. Брат короля, в то время укрывшийся в Вероне, но по-прежнему стремившийся получить корону, о которой он мечтал с детства и ради владения которой он всегда был готов на любые преступления, содержал множество агентов. Правда, чаще им платили обещаниями, а не деньгами. У него оставались соучастники даже в окружении Конвента. Вывод следовал один: юного короля необходимо было вывести из-под возможного удара.
И бальи было поручено доставить его в Рим, где его прапратетушки, Аделаида и Виктория, дочери Людовика XV, пользовались щедрым гостеприимством Папы Пия VI. В действительности именно суверенному понтифику принц Конде собирался доверить драгоценного подростка.
Драгоценность, да и в то же время и помеха, даже после официального сообщения о смерти в Тампле последнего ребенка из тех, кем заменили сына Марии-Антуанетты. Граф Прованский тогда объявил себя королем под именем Людовика XVIII, а после падения Робеспьера проявлял нетерпеливое желание собрать куски трона. Он делал вид, что не подозревает о существовании спасшегося наследника престола, поэтому последнего требовалось прятать особенно тщательно. Но в 1796 году, вследствие молниеносной кампании генерала Бонапарта, положение Папы Римского становилось весьма шатким.
— Я хорошо знал Пия VI в те времена, когда он был просто кардиналом Браски. Его несчастье заключается в том, что он всегда проявлял себя как человек запуганный и нерешительный, — вздохнул бальи. — Видя в Бонапарте сына Антихриста и убежденный в том, что рано или поздно он возьмется за Рим, Папа жил в страхе от одной мысли о том, что, войдя в Ватикан, французские войска обнаружат там принца. И тогда я предложил последнее решение, которое показалось мне приемлемым: увезти Луи Шарля на Мальту к последним рыцарям. Я был уверен в том, что под двойной защитой наших укреплений и Великого магистра, Его высокопреосвященного высочества Эммануэля де Роган-Польдюка, последний из королей Франции сможет вырасти и стать мужчиной, достойным своей крови... Я даже пожалел о том, что не решился на это раньше, так как видел в этом определенный символ...