— Папа, — всхлипнула молодая женщина.
Джованни распахнул объятия.
— Доченька!
С душераздирающим криком Мелисса бросилась в надежные отцовские объятия.
Она рыдала и рыдала, не в силах остановиться. Просто безобразие, думала она сквозь слезы, безобразие так себя вести! Ей двадцать лет, она не девчонка-школьница какаянибудь и побывала в таких местах, что врагу не пожелаешь. А теперь вдруг почувствовала себя ребенком. Ребенком, который ищет утешения на отцовской груди.
Джованни обнимал ее за плечи, ласково поглаживал по спине, утешающе нашептывал что-то на языке, который Мелисса не понимала, а ведь ей полагалось знать его с детства.
Наконец, совсем не скоро, бурные рыдания поутихли. Джованни пригладил волосы дочери.
— Я бы всю кровь до капли отдал, если бы так мог исправить причиненное тебе зло, — произнес он с невыносимым страданием. — До самой смерти себе этого не прощу.
Мелисса покачала головой. Острая мука поутихла до тупой, ноющей боли.
— Ты не виноват… не виноват. — Она вздрогнула как от холода. — Мне самой не следовало…
Молодая женщина умолкла и испуганно огляделась по сторонам.
— Где… где же… — Но не смогла произнести ненавистного имени.
— Ушел, — процедил сквозь зубы отец. — Мне даже не понадобилось вышвыривать его своими руками! Уплыл на этой своей яхте. — Голос его смягчился. — Собирайся, дитя мое. Мы тоже уплываем.
Мелисса утерла слезы и вдохнула поглубже.
— Сейчас оденусь по-быстрому и соберу сумку. Вещей-то у меня всего ничего… А мы возвращаемся в отель?
В «Адриатику» ей отчаянно не хотелось — ни сейчас, ни когда-либо потом. Глаза бы ее не видели этого отеля!
— Нет. Ты едешь в Рим. Со мной, — решительно произнес Джованни.
Мелисса вскинула на него глаза.
— Но как же Лаура?
С какой легкостью она произнесла имя жены своего отца, ради которой вынуждена была таиться и жить в тени. Ради которой Джованни никак не мог открыто признать ее дочерью!..
— Я не в силах так поступить с ней, — говорил Джованни, и Мелисса вполне понимала правоту его слов. — Девять долгих мучительных лет Лаура надеялась, вопреки очевидному, что сумеет подарить мне ребенка, о котором мы оба так мечтали! Я не могу, просто не могу сказать ей, что у меня уже есть дитя от другой женщины… Она будет вне себя от горя. Сочтет себя никчемной, ненужной неудачницей. Она и без того терзается двадцать четыре часа в сутки. Называет себя «бесплодной смоковницей», ругает за то, что вышла за меня замуж и сделала навеки несчастным… Я сто раз повторял ей, что жизни без нее не мыслю, с ребенком или без, но она не верит…
Джованни в подробностях рассказал дочери историю первого замужества Лауры, окончившуюся мучительным бракоразводным процессом. Мелисса всей душой сочувствовала своей мачехе. И всецело соглашалась с отцом в том, что было бы жестоко причинить ей новую боль.