Вскоре я обошла все койки, но Уэстри так и не нашла. Лихорадочно оглядев этаж, я вспомнила, куда скрылась Китти. Может, он там, внутри? Сжав медальон, я пересекла комнату и остановилась перед полосатой серо-белой занавеской. Может, меня отделяет от Уэстри лишь этот кусочек ткани?
Трясущимися руками я отодвинула краешек занавески и заглянула внутрь. Четыре койки, все заняты. Я тихо охнула, различив лицо солдата на дальней койке.
Уэстри.
Я почувствовала слабость в ногах. Похудевший, с щетиной на подбородке, но все такой же безупречно красивый. Я хотела отдернуть занавеску, но быстро остановилась, увидев, что к его кровати приближается Китти. Она пододвинула стул и любовно протерла его лицо влажным полотенцем, а потом положила руку на лоб. Он глянул на нее с улыбкой, от которой у меня загорелись щеки.
Кто-то прикоснулся к моей талии, и послышался голос Мэри:
– Анна, не мучай себя. Отпусти его.
Я покачала головой.
– Но Уэстри мой! – заплакала я, опустив занавеску и положив голову на плечо подруге. – Как она могла? Как могла, Мэри?
Мэри взяла меня за подбородок и протерла лицо розовым платком.
– Мне очень жаль, милая. Идем отсюда.
Я дошла с ней до лифта, но потом остановилась, залезла в сумочку, достала листок бумаги и ручку и села на скамейке.
– Что ты делаешь? – удивленно спросила Мэри.
Вскоре я встала и протянула ей сложенный вдвое листок бумаги:
– Завтра, когда я уеду, можешь передать это Уэстри?
Мэри взяла бумажку и с сомнением посмотрела на нее.
– Китти перехватит любое мое письмо, – продолжила я. – Ты – моя единственная надежда.
– Ты уверена, что хочешь сказать ему что-то?
Я кивнула:
– Мне нужно, чтобы он это прочитал.
– Тогда я обязательно передам, – заверила она, но что-то в ее интонации меня смутило. – Завтра утром у меня смена. Попробую передать.
– Обещаешь?
– Да, – мягко ответила она. В голосе прозвучала усталость. – Сделаю все, что смогу.
* * *
Сиэтл не помог мне забыть Уэстри. С того дня в Париже прошло больше месяца, но даже привычная домашняя жизнь и скорая свадьба не могли изгнать из моих мыслей и моего сердца Уэстри. Я подскакивала при каждом телефонном звонке и утром сидела у окна, нетерпеливо ожидая почты. Прочитав записку, переданную Мэри, он обязательно напишет или позвонит. Но почему он не пишет?
Однажды во вторник, тихим утром, когда мы с Максин собирались в город, зазвонил дверной звонок. Я бросила сумочку, из нее выпала помада и закатилась под кровать.
– Я открою, – крикнула я Максин.
Возле передней двери стоял почтальон.
– Доброе утро, мадам. Мисс Келлоуэй?
– Да это я.