С любовью,
мама».
Глаза защипало от слез. Она уходит от папы. Бедный папа. Как она могла? «Надеюсь, твой брак с Герардом будет счастливее, чем мой с твоим отцом». Что за ерунда?
Снаружи послышался шорох, скрипучая дверь бунгало медленно распахнулась. Я с облегчением увидела лицо Уэстри.
– Я подумал, что ты можешь быть здесь, – с улыбкой произнес он.
– Боже, что с тобой! – воскликнула я и, забыв о приличиях, бросилась к нему, машинально протянула руку и погладила по щеке.
– Почему тебя избил полковник Донехью?
– Послушай, – твердо сказал он, – давай-ка все проясним. Ты сегодня не видела никакого полковника.
– Но я…
– Нет. Не видела.
– Но, Уэстри, почему?
Он казался огорченным.
– Пожалуйста, больше никогда об этом не вспоминай.
Я нахмурилась:
– Не понимаю.
– Так надо. Однажды ты поймешь.
На его лицо упал свет, и я разглядела раны.
– Пойдем в лазарет.
Уэстри коварно улыбнулся:
– Зачем, если у меня есть собственная сестра?
Я с улыбкой полезла в рюкзак.
– У меня здесь где-то должна быть аптечка.
Перерыв сумку, я отыскала белый чемоданчик с медицинскими принадлежностями и извлекла оттуда набор для обработки ран. Открыв белый пакет, я достала пропитанный спиртом кусочек марли.
– Будет немножко жечь.
Я взяла его за руку, почувствовав уже знакомый трепет, и отвела к кровати. Что такого, если мы здесь сядем?
– Теперь не дергайся, – предупредила я.
Эллиот оказался прав. Рана на лбу Уэстри оказалась очень глубокой, и я сомневалась, что смогу ее зашить.
– Выглядит неважно, – сообщила я, промакивая рану смоченным в спирте бинтом. Уэстри поморщился, но промолчал. – Знаешь, – нервно продолжила я, – в лазарете есть обезболивающая мазь. Пойдем туда. Тебе будет не так больно.
Я попыталась встать, но Уэстри взял меня за руку и посадил на место.
– Я не хочу. Я хочу остаться здесь.
Он посмотрел на меня настойчивым, нежным взглядом. Я кивнула и взяла прибор для зашивания.
– Хорошо, сейчас я попробую зашить, но будет немного больно.
Уэстри уставился на стену, пока я сшивала края раны. Трех стежков оказалось достаточно. Я как следует закрепила нить и отрезала концы.
– Готово. Не так уж и страшно, да?
Уэстри покачал головой.
– Ты прирожденная медсестра, Клео Ходж, – игриво заявил он, с беспокойством глядя в мои глаза. Я улыбнулась и быстро отвернулась.
– Ты плакала. Почему?
Я вспомнила о мамином письме.
– Печальные новости из дома.
– Что случилось?
Я замешкалась.
– Мне написала мама. Она, – мне едва удавалось сдерживать слезы, – она уходит от папы.
Он притянул меня к себе, обхватив меня руками за спину, и прижал лицом к своей груди. Я почувствовала защищенность и покой.