Твой
Грейсон».
Я перечитала последнюю строчку, и на глаза навернулись слезы. «Может, однажды мы встретим Рождество вместе». Может? Мысль была пугающей и восхитительной. Мои пальцы быстро развязали красную ленту на маленькой коробочке. Я подняла крышку и обнаружила овальный золотой медальон на тонкой цепочке. Внутри было пусто, но сзади красовалась надпись: Грейсон и Клео.
Я улыбнулась, гордо закрепив цепочку на шее, и достала из сумки блокнот и ручку:
«Дорогой Грейсон,
Спасибо за медальон. Я в восторге. Знаешь, за 21 год у меня ни разу не было медальона. Я всегда мечтала о таком и буду носить его с гордостью. Наверное, я никогда его не сниму. Меня переполняют идеи, что положить внутрь. Тебе придется помочь мне с выбором.
Я ужасно скучаю, но в бунгало становится легче. Даже если мы не вместе, здесь ты все равно со мной. В этих стенах всегда ощущается твое присутствие, и оно согревает меня.
С Рождеством!
С любовью,
Клео».
* * *
Почта пришла тем же вечером, перед рождественской службой. Я посмотрела на ящик с опаской и подозрением, особенно после последнего письма матери – неожиданного и неприятного. Уйти от папы без объяснений. Конечно, тут было что-то не так.
– Для тебя только одно, дорогая, – сообщила Мэри, вручив мне нежно-розовый конверт.
Розовый. У меня отлегло от сердца. Точно не Герард. Я ненавидела себя за эти мысли. Не то чтобы я не хотела получить от него известие. Все было сложнее. Я посмотрела на аккуратный, идеальный почерк и обратный адрес. Максин. Я засунула конверт в карман платья и собралась уходить. Но когда вдалеке послышался звон колоколов из часовни, замешкалась, увидев, что сестра Гильдебрандт по-прежнему сидит за столом, поглощенная работой. Что она будет делать одна в канун Рождества на этом странном острове? Она никогда не упоминала о семье, и, если девушки говорили правду, у нее было непростое прошлое. Ей, наверное, очень одиноко. Да, она редко улыбалась, и мы слышали от нее одни приказы. Но на дворе Рождество. Никто не должен оставаться один. Ее не позвали на службу?
Я тихо подошла к сестре Гильдебрандт.
– Простите, сестра Гильдебрандт, – осторожно начала я, – я ухожу. Сегодня канун Рождества…
– Я в курсе, – отрезала она.
Я покорно кивнула.
– Я просто хотела спросить…
– Да говорите уже, сестра Келлоуэй. Вы не видите, что я занята?
– Да, – ответила я, – простите. Я просто хотела уточнить, знаете ли вы о сегодняшней службе. Подумала, может, вы захотите прийти.
Она отвлеклась от бумаг и посмотрела на меня – долгим, тяжелым взглядом. В нем читалось изумление и, возможно, замешательство.