– Мы отнесем тебя в лазарет, – сказала я Китти.
– Но, Анна, нет, я…
– Тсс, – прошептала я, – не волнуйся. Тебе нечего стыдиться.
Было пять утра, и хотя в дальнем крыле за пациентами могли присматривать несколько медсестер, вероятность встретить кого-то, кроме сестры Гильдебрандт, оставалась ничтожной.
Уэстри занес Китти внутрь. Я направила его в маленькую комнатку справа, где он осторожно опустил ее на кровать. Я положила ей на руки малышку. Они были такие милые. Китти посмотрела на меня, потом на Уэстри, провела рукой по щетине на его подбородке.
– Как я могу тебя отблагодарить?
– Не нужно, – улыбнулся он. – Хотя вот что: поможешь раздобыть мне новую рубашку?
– А правда моей малышке этот оттенок к лицу? – улыбнулась в ответ Китти.
Уэстри засмеялся, переодеваясь в белый медицинский халат, что висел на крючке возле кровати – вероятно, доктора Ливингстона.
– Тебе идет, – подмигнула я.
Мы повернулись к двери, услышав, как повернулась ручка. Зашла сестра Гильдебрандт. Уэстри в белом халате ее напугал.
– Вы кто?
– Уэстри Грин, мадам. Я просто помогал устроиться этим двоим – вернее, троим, – а теперь я собираюсь домой.
– Теперь я справлюсь сама, солдат. Халат можешь вернуть позже, только не забудь его постирать и погладить.
Уэстри кивнул и направился к двери.
– Доброй ночи, дамы, – попрощался он, улыбнувшись мне на прощанье.
– Доброй ночи.
Когда Уэстри ушел, я невольно заметила в глазах Китти разочарование.
– Анна, Китти, вы в порядке?
– Да, – ответила я. – Ребенок здоров. Но ее нужно помыть. Вернее, их обеих.
Сестра Гильдебрандт достала из шкафа таз.
– Анна, ты помоешь девочку.
– Конечно, – ответила я, забирая у Китти ребенка.
– Я позвоню Мейхьюсам, скажу им, чтобы приехали. Когда закончишь, завернешь младенца в эту простыню. У них дома есть одежда и пеленки.
Китти покачала головой:
– Мейхьюсы?
– Это пара, которая заберет твоего ребенка, – пояснила ей сестра Гильдебрандт.
Лицо Китти исказил ужас.
– Но так быстро… Я…
– Это твое решение, Китти. Так нужно. Ты не можешь оставить ребенка здесь. Так будет лучше для вас обеих. Чем скорее отпустишь малышку, тем лучше.
Китти печально наблюдала, как я мою ее девочку, намыливая маленькую головку и осторожно стирая пену влажной тряпкой.
– Ее зовут Адела, – пробормотала Китти.
– Ты не можешь давать ей имя, дорогая, – возразила сестра Гильдебрандт. – Мейхьюсы назовут так, как хотят.
– Не важно! – отрезала Китти, отведя взгляд. – Для меня она всегда будет Аделой.
Я промокнула с нежной кожи оставшееся мыло, вытащила младенца из ванночки и положила на полотенце. Насухо вытерев, я осторожно завернула малышку в простыню, как сказала сестра Гильдебрандт, и протянула крошечный сверток Китти.