Как я и надеялась, Уэстри был там, дремал на постели в лучах полуденного солнца.
– Привет, – прошептала я, устраиваясь рядом с ним. Он открыл глаза, тепло улыбнулся и пододвинулся поближе ко мне.
– Ты и не знаешь, что спал в помещении, где находится шедевр.
Уэстри с восхищением провел пальцем по моему лицу.
– Я знал об этом с того дня, как ты здесь появилась. Ты – величайшее произведение искусства в мире.
Я улыбнулась и покачала головой:
– Нет, глупенький. Я не об этом. Я говорила о картине. – Я достала из-под кровати холст. – Это Гоген.
Уэстри резко встал, посмотрев на полотно новым взглядом.
– Ты серьезно?
Я кивнула.
Он потрясенно покачал головой.
– Я так и думал, что это кто-то из постимпрессионистов, но молодой, менее известный художник, или даже ученик. Но, боже мой, – Гоген? Откуда такая уверенность?
– Мне сказала об этом старая островитянка, – с гордой улыбкой сообщила я.
Уэстри сел на кровать рядом со мной, чтобы получше разглядеть картину.
– Не подписано.
– Возможно, он не сразу подписывал работы.
– Может. Моне поступал так же.
Я внимательно посмотрела на холст.
– Посмотри на мазки.
– В этой картине легко потеряться, – сказал Уэстри, любуясь сокровищем.
– Что будем с ней делать?
– Не знаю.
– Мы не можем оставить ее здесь, когда уедем после войны. Даже подумать страшно, что картину смоет прилив.
– Или разрушит влажный воздух. Странно, что она так долго продержалась в таком климате.
Я вновь повесила картину на маленький крючок и вздохнула.
– А может, она должна оставаться здесь. – Я на мгновение задержала взгляд на картине и повернулась к Уэстри: – Мне надо тебе рассказать кое-что еще. Насчет этого бунгало.
– Что?
– Пожилая женщина, Тита, сказала, что на каждого, кто сюда зайдет, падает проклятье.
Уэстри ухмыльнулся:
– И ты поверила в это предсказание?
– Должна признать, я перепугалась.
– Анна, помнишь, о чем мы говорили в первый день встречи? Ты сказала, что веришь в свободу воли. – Он легко прикоснулся к моим волосам. – У тебя будет насыщенная, благословенная, наполненная любовью жизнь. Ты сама сделаешь ее такой.
Я взяла его за руку.
– Ты прав.
– К тому же посмотри, сколько добра свершилось в этих стенах. Здесь выросла наша любовь. Родился ребенок. И, возможно, совершилось одно из величайших художественных открытий века. Это она называет проклятием?
Мы сели рядом, прислушиваясь к шуму волн, и я прочла про себя молитву. Господи, пусть он будет прав.
* * *
Времени оставалось мало, мы все это знали. Остаток мая пролетел, словно ураган, и нам с Китти предстояло уехать в середине июня. А Уэстри и остальные ребята отбудут на новое место службы – на этот раз в Европу. Я почти слышала неумолимый стук стрелок, постоянно напоминавший о том, что привычному миру скоро настанет неизбежный конец.