Могу поспорить, что у Эрнессы еще не было менструаций и месячные ей неприятны, как неприятна еда или беседы на тему «как девушка становится женщиной» на уроках основ здоровья. У нее вообще нет груди. Она, пожалуй, даже более плоская, чем Люси, у которой все-таки уже появились маленькие холмики с выпуклыми сосками, и я знаю, что у нее уже идут месячные.
У меня менструация началась спустя насколько месяцев после моего приезда сюда. Мне едва исполнилось четырнадцать. Мама узнала об этом, только когда я приехала домой на весенние каникулы.
— А я боялась, что у тебя нет месячных из-за всех наших прошлогодних переживаний, — сказала мама. — Ну и как ты себя чувствуешь?
Я молчала.
— Ощущаешь себя женщиной? — спросила она.
— Папочка знал меня девочкой, — ответила я, — я бы показалась ему чужой.
— Не говори так, пожалуйста.
— Тебе можно, а мне нет?
Мама заперлась в мастерской и не разговаривала со мной до вечера. Не знаю, зачем я так ее обидела. Ведь я всегда берегла ее, стараясь не упоминать о папе.
Я, в общем-то, не против того, что у меня развивается грудь, растут волосы на лобке, не против месячных. Это не означает, что я стала женщиной. Это значит, что я такая же, как другие девушки. Я могу понять Софию. Иногда у меня такие обильные месячные, что кажется, будто вся кровь вытекла и ничего не осталось для жизни. Просто кошмар! Мой организм до сих пор не может смириться с этим.
Она проникла в мой дневник так же, как проникла в жизнь Люси. Я не в силах это остановить. Я не собиралась писать о ней. Я хотела писать о школе, о подругах, о своих учителях и о прочитанных книгах.
Она поджидала меня. Утром, спускаясь на первый этаж Резиденции, я вдруг услышала, как кто-то играет на фортепиано. Я заглянула в длинный вестибюль, но все репетитории были закрыты. Музыка доносилась из той комнаты, в которой всегда занималась я. Там самый лучший инструмент. Мой инструмент. И тут до меня дошло, что кто-то играет «мою» сонату Моцарта фа мажор — ту самую, над которой я столько билась в прошлом году. Особенно пришлось помучиться с первой частью — аллегро. Всего несколько раз я была довольна своим исполнением, а ведь почти целый год учила эту сонату. Отчасти виной тому не очень хорошее фортепиано. Дома я всегда играю лучше. Но вот сейчас никакое фортепиано не мешало. Кто-то играл аллегро с такой точной артикуляцией, что оно звучало почти как военный марш. Ни одного промаха, ни одной фальшивой ноты. Я дослушала первую часть до конца.
Когда я толкнула дверь и вошла, она не обратила на меня внимания. Нот на пюпитре не было. Я чуть не расплакалась. Какая жестокая шутка!