Аккуратно устроила парня, теперь он лежал в колыбели на спине, и стала ждать хоть какого-нибудь отклика. Время, потянувшееся после этого, казалось бесконечным, а я, судорожно вцепившись в плетеные бортики импровизированной ванночки, стиснула зубы и зажмурилась, повторяя про себя лишь одну просьбу — исцелить Мая. А когда дерево, наконец, откликнулось, не выдержала и разрыдалась: начиная от кончиков пальцев ног и выше, пошло, наконец, заживление ран друида. Сначала исчезла смертельная чернота, потом объемы тела стали возвращаться к привычным, заменяя собой прошлую худосочность и неестественную скорченность. А затем я со слезами на глазах наблюдала, как уплотняются щечки Мая и лицо приобретает детскую непосредственность и очарование. Мальчик мой! Хороший, добрый, милый! Рядом со мной на краю ванночки внезапно распустился красивый белый цветок. Нет, не та лилия, которую дарил Арегван Эмманиэль, а небольшой полевой бутончик смотрел своей фиолетово-золотистой сердцевиной на меня, помахивая красивыми листочками. Дерево? Это дерево приветствовало меня? Спасибо тебе! Никогда больше не позволю себе столь неосмотрительных действий.
Ну же, Маюшка, открой глазки… открой, чтобы я могла быть совсем за тебя спокойной. Почему Златоглазый сказал, что душа уже покинула тело, а целители помочь не смогут? Ведь вот он, здоровый и совсем живой, лежит в колыбели и потихоньку восстанавливается! Так почему меня не отпускает ощущение, что это не поможет друиду очнуться?
Я не чувствую Мая внутри. Это совсем не то, что было с блоком Златоглазого: там ощущалась глухая стена, из-за которой, все-таки, хоть немного, но доносилось течение мыслей. А здесь — ничего. Пустота. Космос и ни единого звука. Неужели дракон был прав, и дерево зря восстанавливало тело своего чада?
Я читала в библиотеке много книг. О разных областях менталистики, о том, чего мне не рассказывал преподаватель. И знала одну вещь, о которой, наверное, Арегван никогда умышленно бы не поведал. Маги нашей категории действительно были зависимы от физического контакта. Потому что, позволяя другому менталисту прикасаться к себе, неизменно сокращали область личного пространства для отдельно взятого индивида. Больше прикосновений — сильнее близость, так уж мы были устроены. Поэтому Арегван и вздрогнул тогда. Поэтому, наверное, и не дал мне больше возможности вступать с собой в дальнейшее взаимодействие… Но мощнее и результативнее всего действовали отдельные виды взаимоотношений. Они и для обычных магов имели особенный смысл, что уж говорить о тех, кто в буквальном смысле мог заглядывать в твою душу… Да-да, я имела в виду именно поцелуи. То, что привязывало почище любых путешествий по сознанию.