– Теперь верните все на место.
Юрий снова надавил на плитку, и отверстие закрылось, не осталось ни единой щелочки.
Домбровский улыбнулся:
– Как видите, нехитрое, в общем-то, приспособление, но о нем не ведомо никому, коме меня, а теперь вот – еще и вас. И если случится что-либо непредвиденное, вы сможете найти там все необходимое, чтобы продолжать наше дело: там и деньги изрядные, достаточные на какое-то время, и номера счетов в разных банках, и многое другое. Уверен, вы сами поймете, как всем этим распорядиться… Да, надо же еще передать вам пароль!.. Ладно, после. Отложим пока.
О многом еще Васильцеву хотелось спросить, в том числе и о судьбе профессора Суздалева, однако Домбровский заторопил его:
– А теперь ступайте, ступайте, мой друг! Я нынче что-то устал, да и вы, думаю, нуждаетесь в отдыхе. До свидания… Крепко надеюсь, что свидания нам с вами все-таки еще предстоят. – И снова эти слова весьма не понравились Юрию.
* * *
Идя домой, Васильцев увидел на тротуаре под фонарем нищего попрошайку. Лохмотья на нем были даже для нищего какие-то слишком уж нарочито безобразные. Что он делал на безлюдной улице в этот полночный час?
Нащупав в кармане пистолет, Юрий приблизился к попрошайке и произнес:
– Ыш абарак бузык.
Тот вздрогнул, посмотрел на него несколько ошалело. Затем покрутил пальцем у виска и сгинул в темноту. Может, впрямь принял за умалишенного, однако… Однако, возможно, вздрогнул, услыхав знакомые слова…
– Вот и я к нему давно уже приглядываюсь, – раздался голос Борщова, неслышно подошедшего сзади.
Это тоже показалось Юрию подозрительным: не слишком ли долго стоял на ночном холоде бывший шулер в своем не по сезону легком пижонском плащике?
– И давно приглядываешься? – спросил Васильцев.
– Да вот, сколько тебя жду, столько и приглядываюсь. Уж думал – может, его задержать?
– А ждешь-то зачем?
– Ну… – замялся Борщов. – Может, думал, скажешь что интересненькое, что тебе еще ихняя честь нарассказала.
– Да в сущности… – замялся Васильцев. – Ничего особенного… Так, мелочи всякие…
– Ясненько. Не доверяешь, стало быть. А зря! – с обидой проговорил Борщов. – В таком случае, пардон. Оревуар. Смею откланяться. – Это произнес уже не Борщов, а уязвленный Ромул Загребжельский и, постукивая тросточкой, гордой походкой зашагал прочь.
Через полчаса, подходя к своему подъезду, Юрий увидел силуэт Викентия. Спросил:
– Меня ждешь?
Тот кивнул и спросил без обиняков:
– Старик тебе не сказал, отчего это он у меня всех людей решил забрать?
– Но он же объяснил: чрезвычайное положение.
– А чем это я ему при таком положении не приглянулся? Мои люди привыкли слушать меня.