Как-то раз Кич обмолвился, что на Молдаванке открылся кафешантан «Плезир», а на самом деле – бордель, куда зачастили – само собой, под покровом темноты, инкогнито, – очень многие именитые и даже сановные одесситы.
– Под покровом темноты? – изумился Маразли. – А не страшно? Прирежут в два счета или обдерут, как липку.
И тут Кич рассказал самое интересное. Оказывается, «Плезир» этот открыл не кто иной, как сам «король Молдаванки» Наркевич. Ну и понятное дело, что никто его клиентов и пальцем никогда не тронет, если человек назовет заветное слово, по-воровски – маляву. Малявой было название клуба – «Плезир» с прибавкой названия того дня недели, который нынче был на дворе.
– Какие секреты! – хмыкнул Маразли. – Но чего ради наши бонтонные господа повадились в этот притон? Разве девки там небывало хороши?
– Девки как девки, – пожал плечами Кич. – Вот только Мара…
И голос его вдруг так дрогнул, и сам он так многозначительно умолк и покраснел, что Маразли вмиг все понял.
– Да ты никак влюблен в эту Мару, голубчик Кич?! – спросил он изумленно. – Вот же охота припала… кого попало!
– Только потому, что ты ее никогда не видел и ничего о ней не знаешь, я прощаю тебя! – воскликнул Кич, и выражение лица у него при этом сделалось такое, что Маразли прикусил язык, ибо понял: еще слово – и не миновать дуэли с этим безумцем.
Разумеется, дуэли он не боялся – просто позавидовал Кичу, который был так безумно влюблен. Сам-то Маразли, совершенно как пушкинский герой, в красавиц уж не влюблялся, а волочился как-нибудь.
Таких, за которыми можно было волочиться, имелось достаточное количество. Но чтоб с ума от любви сходить…
– Ну и кто же она такая, твоя этуаль? – спросил Маразли, не тая любопытства, и узнал, что Мара, то есть Мария, кузина самого Наркевича, «короля Молдаванки». Отец ее был шарманщиком, она выросла на улице, но это тот полевой цветок, от которого не отказалась бы и оранжерея. Когда старый Фердинанд умирал, племянник поклялся ему, что не оставит Мару. Он дал ей немалое образование, она училась пению у профессоров консерватории… Теперь она стала звездой «Плезира», но всем известно: если другие девицы могут быть к услугам господ посетителей, то Маре даже предложения нечистого сделать нельзя, если хочешь быть жив.
– И что? – хмыкнул Маразли. – Ты ходишь туда и платонически вздыхаешь? Охота же себя мучить!
– Я сделал ей предложение! – с достоинством сказал Кич.
Маразли посмотрел на него, как на сумасшедшего. Однако зерно любопытства уже проросло в его душе. Поэтому завтра же – на всякий случай прихватив с собой револьвер – Маразли отправился на Молдаванку и первому же встречному оборванцу сказал: