– Вообще-то так положено, – оправдался Лок. – Я не рассчитывал, что ты приедешь так скоро. Мы ведь созванивались минут десять назад.
– Двадцать две, – поправила она. – Ключи.
– У меня в пальто.
Жаклин осмотрела его с головы до ног и обратно. Теплый вязанный свитер со снежинками, алый шарф, брюки с полосой и лаковые ботинки не по сезону.
– Пальто я не вижу, – заключила она.
Лок улыбнулся, приподняв палец, и надавил на кнопку лифта.
– Одно мгновение, начальник.
Спустился он далеко не через одно мгновение. Жаклин такое терпела с большим трудом.
– Прости – прости, – показался он, прихрамывая на одной ноге. – Кажется, что-то разбил, пока летел к тебе.
Девушка приняла ключи, заняла водительское сидение и поправила спинку кресла. Лок занял соседнее место, чем немало ее смутил. Она не заводила, выжидая его пояснений.
– Мне выйти? Просто я подумал… Ну раз уж мы начали дело вместе, то почему бы?.. Нет?
Выражение лица Жаклин не менялось. Лок втянул губы и открыл дверь, кивая своим мыслям.
– Просто я было подумал, что тебе станет интересно узнать, куда мы сейчас направляемся.
Он не спешил выходить, а Жаклин не спешила зажигать двигатель.
– Только пристегнись, ехать будем еще быстрее, – предупредила девушка, и Лок захлопнул дверь, сияя от счастья.
– Ты просто не представляешь, как я этому рад!
– Не представляю, – хмуро согласилась она.
– На меня навесили какие-то очередные бумаги. Разложить что-то так по каким-то там датам чьих-то там убийств… Куда веселее…
Жаклин вдавила педаль газа, и Лок буквально вошел в сидение. Снова он заговорил только когда привык и понял, что ниже скорости уже не будет.
– Мы едем в больницу, – начал пояснять он. – К Питеру Стетфорду. Муж первой жертвы.
– Он еще жив?
– Да, но на момент убийства был в тяжелом состоянии. Сейчас идет на поправку. О смерти жены еще ничего не знает.
– Почему никто ему об этом не сообщил? – удивилась Жаклин.
– Ну знаешь… О таких вещах рассказывать непросто.
– Молчание не воскресит его жену.
– Это, – старался подобрать верное слово Лок, – неэтично, наверное. Но если уж ты так вольно рассуждаешь, значит и сообщишь сама.
– Обычно я этим и занимаюсь.
Сколько Жаклин себя помнила, сообщать о смерти родственников всегда доверяли только ей. Она не понимала, почему никто на это не решается. Она не могла проникнуть в чувства тех, к кому обращалась, прочувствовать боль утраты. Она сообщала чистую новость, без намека на продолжение.
Жаклин выполняла свою работу и принималась за следующую. Ее было слишком много, чтобы придавать значение тому, чего исправить уже нельзя. Она знала, что ее утешения не вернут ни удушенных детей, ни застреленных родителей.