Ох эти дети! При рождении первенца удар обрушивается с сокрушительной силой, с каждым последующим немного мягчает, однако многодетные переносят его тяжелей, начиная переживать заранее. Боль, пожалуй, притупляется — саднит, но не режет.
Пока Эстер лежала в больнице в ожидании Стивена, Эдвин выкапывал картошку и сажал вместо нее луковицы нарцисса, готовя Эстер к весне приятный сюрприз. Она — как, впрочем, и он — так и не увидела цветы, не узнала, что может торжествовать победу.
Ну а Патрик? А что Патрик? Когда тихоня Мидж ждала Кевина, Патрик запечатлел на полотне каждую ступень ее беременности и помышлял запечатлеть сами роды, да только отец Мидж вовремя успел схватить дочь в охапку и увезти на «скорой помощи» — то есть, строго говоря, не очень-то вовремя: Кевин родился на больничных ступенях, и, таким образом, при большем количестве свидетелей, чем если бы родился дома, — а Патрик пришел в такую ярость, что заявил, пускай тогда отец ее и навещает, а не я. С какой стати? Больницы приносят несчастье, а я суеверен. Так и не навестил ни разу. А когда Мидж рожала Кестрел в больнице святого Георгия, Патрик сидел в родилке рядом, у постели Грейс, и держал ее за руку, пока она рожала Стэнопа. И слава богу, что хоть кто-то сидел — дело было в канун рождества, сестры распевали в палатах рождественские гимны, а молодые врачи-интерны уже успели хлебнуть.
Никогда не беременейте в марте, не раз повторяла потом Грейс, если собираетесь донашивать. Никогда не рожайте детей в канун рождества.
На пятом месяце у Хлои случается выкидыш, и она теряет ребенка. Хлоя оплакивает его, Оливер тоже. Что-то утрачено, и оба чувствуют это. Силы извне напали на них и отняли невосполнимое. А все же до чего приятно горевать сообща, знать, что твоя утрата — общая утрата, и утешать друг друга!
В суеверной поспешности Хлоя и Оливер регистрируют свой брак в Бристоле, не дожидаясь, пока стрясется несчастье пострашней. Ребенка, конечно, не вернешь, как и Хлоин диплом, но еще не поздно сохранить друг друга. Ну и потом, на женатом положении Оливер вправе получать вдвое большую стипендию, и они с Хлоей могут позволить себе жить относительно безбедно: он учится, она готовит ему и согревает его постель, и оба согласны, что в выигрыше при этом главным образом она.
Хорошее время. Холостые студенты валом валят к ним в мансарду поглядеть на семейную жизнь.
Хлоя пишет Гвинет, но не о том, что выходит замуж, а лишь о том, что потеряла ребенка. Почему? Возможно, из опасения, как бы Гвинет, которой выпало в жизни так мало счастья, не вздумалось омрачить счастье дочери неодобрением или слезами или, что еще хуже, стоять при бракосочетании, храбро улыбаясь и осуждая в душе несерьезность гражданского обряда, а возможно, в смутной надежде избавить мать от тяжких воспоминаний о собственном замужестве, о вдовстве и от сознания, что отныне ее жизнь кончена и начинается Хлоина.