Как бы то ни было, для верности или по доброте душевной Хлоя поступает жестоко и ничего не пишет.
Скрывает свою женитьбу от родных и Оливер. А он почему? Дело вот в чем — примерно в то время, когда у Хлои случился выкидыш, сестры Оливера вышли замуж, и на пышной двойной церемонии, когда смешались воедино радость и скорбь и Оливеров отец ухнул все свои сбережения на свадебный пир и свадебный ритуал, на цветы и музыкантов, Оливер не присутствует: садясь в поезд, которому предстоит везти его на свадьбу, он разрывает себе ахиллово сухожилие. Боль страшная, нельзя ступить ни шагу — как корчится и стонет Оливер на платформе! Хлоя, которая пришла его проводить (ее на свадьбу, естественно, не пригласили), едва не лишается чувств от испуга и жалости — сестры (по его предположениям, ибо они не отвечают ему на письмо) обижены, и отец (опять-таки по предположениям) тоже глубоко уязвлен черствой натурой своего ученого, но безбожного сына. Стремится ли Оливер усугубить обиду (это бывает, когда мы видим, что нечаянно обидели кого-то), скрывая собственную женитьбу, или же сама женитьба его предпринята в пику родным? Ибо, согласно традиционным представлениям, бытующим в семействе Рудоров, с шиксами спят, но на них не женятся, а кто такая Хлоя, как не типичная шикса — христианка, и притом легкого поведения?
Если бы кто-нибудь подступился тогда с этим вопросом к Оливеру, он, сделав непроницаемое лицо, сказал бы: «Моих родных совершенно не касается, кого, как, когда и почему я беру в жены».
Именно этими словами — не женюсь, а беру в жены, поскольку в этом тоже проявилась бы одна из черт его натуры.
Когда Оливер получает степень бакалавра с отличием — к великому своему разочарованию, всего лишь третьего класса, а не первого, как твердо рассчитывал, — они с Хлоей переезжают в Лондон. Живут в одной комнате — она же и спальня, и гостиная — в Баттерси, прямо под трубами теплоцентрали, от которых по небу над ними стелется облако черного дыма. Было это в дни, когда Лондон еще не сверкал чистотой, как сегодня, и по городу, отравляя жизнь и легкие его обитателей, ползли туманы, смешанные с копотью и дымом.
Хлоя, потратив на ученье полтора десятка лет, так ни на кого и не выучилась и потому считает, что ей повезло, когда устраивается продавщицей в универсальный магазин стандартных цен «Бритиш хоум сторз», в отдел, торгующий так называемыми двойками — вязаный джемперочек с короткими рукавами и к нему кофточка с длинными, на пуговицах, того же (обыкновенно пастельного) оттенка. Изредка ее переводят в ювелирный отдел, где продаются нитки искусственного жемчуга, придающие двойкам законченный вид. Ей нравится ее работа — складывать, разглаживать, мерить, подавать — все движения ее выверены, точны, женственны, сдержанны. Редко кто умеет так отдаваться работе. Очень скоро ей предлагают перейти на более высокую должность — помощника администратора, но она отказывается. Тогда ей пришлось бы кончать работу на полчаса позже и приходить домой после Оливера. Она считает своим долгом приходить раньше мужа, включить отопление, приготовить горячий чай. От копоти и тумана у Оливера бывают приступы кашля.