, но боюсь, муж даже слышать не захочет. Тем более он, к сожалению, так настроен против самого капрала — признаться, он по натуре отчасти расположен впадать в крайности — и просто слушать не желает, чтобы праздник устроили у нас в саду, говорит, пускай устраивают, как издавна повелось, в саду у священника. Я объясняю, что это неподходящее место, среди солдат так много ирландцев-католиков, но боюсь, он не самый рассудительный человек на свете. Я так сочувствую капралу Бейтсу, так он, бедняга, старается, и что бы там ни говорили — вот уж кто поистине джентльмен. Никогда в жизни не поднимет руку на женщину, я уверена.
Однако даже школьнице Хлое очевидно, что джентльменом Патрика Бейтса не назовешь. Архангелом Люцифером до падения — еще куда ни шло, выскочкой — пожалуй, но никак не джентльменом.
Джентльмен не станет трезвонить о своих амурных похождениях, а Патрик Бейтс способен и не на такое.
Ему двадцать два года, Патрику Бейтсу. Отец, алкоголик и уголовник, погиб (как он говорит) по пьяной лавочке в поножовщине. Мать (как он говорит) — манчестерская проститутка. Патрик, плод сего злополучного брака, воспитывался (как он говорит) у незамужней тетки в Морнингсайде, этом тонном пригороде Эдинбурга.
Патрику Бейтсу (как он сам говорит) все нипочем — мужья, отцы, братья, собственная натура. Он коренаст и крепок. Блестящие синие глаза, жесткие рыжеватые волосы.
Все зрелые женщины в деревне охвачены любовным томлением по Патрику Бейтсу, все молоденькие девушки сохнут и чахнут. В чем та особая сила, которой наделен Патрик, — не только в том, вероятно, что он пронзает взглядом самую глубь женских смятенных глаз, что окружает женщину сосредоточенным и восхищенным вниманием?
Марджори по прошествии лет утверждала, что в присутствии Патрика женщина чувствовала себя достойной такого внимания. Столь ненасытна была его тяга к женскому началу, что сметала на своем пути все побочные соображения, и женщина уже не думала, слишком она стара или чересчур молода, грудаста или плоскогруда, неопытна или искушена, доступна или излишне чопорна, — женщина попросту ощущала себя женщиной и знала, что Патрику этого вполне достаточно.
Грейс утверждала, что не женщин, а себя он расценивал как предмет вожделений и этим покорял.
Хлоя же в те дни просто видела в нем доброго, участливого, чуткого человека. Это после, когда отлетели молодость и задор, когда яства, которых он алкал, оставили у него во рту полынную горечь, — лишь тогда, на самой вершине, застопорилось что-то в громыхающей колеснице Патриковой фортуны, дало сбой, и она покатилась вспять, расплескивая по пути лужицы сердечности и благодушия, взбаламучивая со дна изначальную вязкую муть — сумбур, и скаредность, и скверну.