А Вася уже не бежит, а ползет к валунам, используя малейшие неровности почвы. Он то замирает, то приподнимается на локтях, извиваясь среди карликовых кустиков, и никто не замечает его; танкисты увлечены боем.
Теперь по всему полю обзора сверкают дымные взблески танковых пушек. Танки ведут тесный огонь по нашей линии и по батареям ПТО. Не успевает осесть, развеяться один взрыв, как немного в стороне вырастает новый, а иногда два-три разом загораживают пространство. Запах гари кружит голову. Земляная труха струйками сыплется с моей каски, Песок скрипит на зубах, забивается в глаза. Несколько раз, хищно свистнув, пролетают над ячейкой осколки. Но странно, такого страха, как вчера, нет. Все чувства притупились. Ранят? Пусть ранят. Убьют? Пусть убьют. Наплевать, Только бы Вася успел добежать до камней… Только бы успел… Вот он делает еще один бросок и снова замирает в траве. Полоса дыма от горящего танка закрывает его от меня.
Кто-то сваливается в ячейку прямо на ноги. Я поворачиваю голову. Цыбенко! Что за чертовщина? Откуда он здесь? Ведь я только что видел его у камней!
— От бисовы хлопцы! — задыхаясь произносит сержант. — Тильки бы не пидсунулись пид пулемэты. Його с борта треба бить, либо с кормы, Там е мэртвая зона…
— Кто там? — кричу я Цыбенко, показывая на камни. — Я думал это вы!
— Та той же Юрченко да твой Василь… Мне не можно, я командир взвода, — с горечью добавляет он.
Юрченко…
В памяти встает плотный, приземистый паренек из второго отделения, тот самый, с которым в день прихода в станицу схватился Вася. Кажется, он из шестой школы. На построениях всегда стоял четвертым от левофлангового… Действительно, здорово похож на сержанта, только ростом поменьше…
— А в мене уся ячейка накрылась, — говорит, словно извиняясь, Цыбенко. — Болванкой прямочко у бруствер угадал, сволочь… Не чую, как жив…
В руках у него трофейный автомат, гимнастерка на груди пропотела темными пятнами, рукава на локтях прорваны, каска надвинута на глаза. Он весь словно наэлектризован, никогда я не видел его таким. И только обтянувшиеся скулы выдают бешеное напряжение последних дней.
Он пристраивается рядом со мной и, осторожно подняв голову над бруствером, оглядывает передний край.
— Ты тильки побачь, добег! Добег, бисов сын! Ай, молодец! Ну, таперича воны його пригроблять!
Вася уже у камней рядом с Юрченко, Некоторое время они лежат голова к голове, будто о чем-то договариваются, потом оба вползают в щель между камнями. По ту сторону щели, в десятке метров от валунов — танк.
— Огня! — вдруг кричит Цыбенко, подталкивая ко мне приклад пулемета. — А ну огня, хлопец! Огня по мишеням справа!