— Получили бальзам, Гюзель Аркадьевна? Бальзам от одиночества, — Юрий Григорьевич уже дематериализовался вместе с моим рапортом.
Рапорт о моей неявке по «тревоге» сиротливо валялся на столе, забытый и попранный.
— Бальзам для одинокой женщины, — поправил Виктор Владимирович.
— Какая разница! — воскликнула я, натягивая полушубок.
Дубленый полушубок — моя дамская гордость. В нем не холодно в суровый мороз и не жарко в оттепель. Иногда я подумываю, а не начать ли компа-нию дефиле дубленых полушубков в июльскую жару? Уж очень мне идет полушубочек-то…
Почему я решила начать с «Петромебели»? Не знаю! И никто этого не знает, даже умудренный тридцатилетним стажем Юрий Григорьевич.
Справедливости ради могу сказать, что нормальный оперативник начал бы с «Ленэкспо», ведь там работала Клавдия Михайловна Николаева, и по факту ее убийства возбуждено уголовное дело, к которому «Петромебель» ровным счетом не имеет никакого отношения. Но я выбрала «Петромебель» из-за чрезмерной дотошности. Ведь Сухинин работал в «Петромебели», и его гибель была первой в очереди убийств. Почему смерть Николаевой оказалась второй по очередности? Это я узнаю, соединив две ниточки в одну пряжу.
Для этого нужно срочно посетить мебельную корпорацию. Когда-то, на заре перестройки, корпорация умело подобрала под себя мелкие предприятия, с годами превратившись в мощный оплот капитализма, и чтобы туда проникнуть, нужны такие же мощные допуски.
Особый мандат мне может вручить только генерал, но я не могу ждать, пока Юрий Григорьевич материализуется в нашем кабинете.
«Сама пробьюсь», — нагло подумала я и заглянула в сейф.
Во мне боролось смутное желание нацепить наплечную кобуру, чтобы увереннее себя чувствовать под защитой верного «Макарова».
«А с пистолетом и дурак пробьется, ты попробуй без пистолета обойди все препятствия». Я решительно захлопнула сейф и пришлепнула кусок пластилина, опечатав его гербовой печатью. Так спокойнее будет, все мои ценности в сейфе под защитой государственной печати. Да что там ценности, в сейфе вся моя жизнь!
Я сделала ручкой изумленному Виктору Владимировичу и дематериализовалась из помещения.
Как-то раз, внимательно присмотревшись к довольно тучному Юрию Григорьевичу, я окинула себя оценивающим взглядом. Если такой крупный дядька способен исчезать из кабинета, подобно джинну из бутылки, тогда мне сам бог велел, женщине стройной, как кипарис. Несомненно, я смогу перенять это диковинное свойство и пользоваться им при случае. Таким образом, я испарялась из кабинета на глазах Виктора, а при Юрии Григорьевиче особо не рисковала. Чтобы не нарушить субординацию!