— Ты будешь продолжать борьбу, брат, — простонал Макандаль, — до тех пор, пока мы не станем свободными?
Джеф посмотрел ему в глаза, как тогда, когда Дух впервые обратил к нему свои слова.
— Я не люблю ждать, — сказал он.
Лицо Макандаля исказилось в ухмылке.
— Ни один… хороший мужчина не любит ждать, — прошептал он.
А затем он закрыл глаза.
— Однако месть — это такое блюдо, которым нужно наслаждаться, когда оно холодное, — повторил Джеф слова, с которыми Дух когда-то обратился к нему. — Он… мертв, доктор?
Виктор пощупал пульс Макандаля.
— Да, — произнес он спокойно. — Теперь он мертв. Сожалею. Мои… мои искренние соболезнования, мадам Макандаль…
Он повернулся к Мирей. Она, однако, казалось, не слышала его. Всхлипывая, женщина прижимала к груди голову мужа.
— И что теперь? — спросил один из маронов и посмотрел при этом на Джефа.
Тот выпрямился. За последние часы у него было достаточно времени, чтобы подумать.
— Мы никому не расскажем об этом, — проговорил он отчетливо. — Никому. Каждый из нас должен поклясться молчать. Даже перед людьми из лагеря.
— Молчать? — спросил другой марон. — О смерти Духа? Почему? И как мы можем хранить это в тайне? Люди из лагеря будут спрашивать, где он.
Джеф оттопырил губы.
— Мы видели, как он исчез, — заявил он. — Макандаль спрыгнул с костра. Мы хотели поймать его, увести оттуда, но он исчез. Он… вознесся к Богу или к духам. Кто знает? Однако он жив. Макандаль хранит нас, где бы он ни был. И он возвратится…
Первый из маронов все понял и улыбнулся.
— Мы будем вселять мужество в души людей! — воскликнул он.
Джеф кивнул.
— Мы будем продолжать борьбу. Мы не сдадимся. Мы сами теперь являемся Духом!
Мужчины возликовали, а в глазах молодой худощавой женщины читалось восхищение. Виктор осторожно освободил мертвеца из объятий плачущей Мирей и накрыл полотняной тканью его лицо.
— Что делать с трупом? — спросил первый марон.
Второй указал на Виктора.
— И что делать с доктором? — осведомился он. — Он определенно не будет молчать! — С этими словами мужчина вынул нож.
Джеф вырвал нож у него из рук.
— Не будь дураком, Томас! Конечно, доктор будет молчать. Или ты думаешь, будто он станет бегать по городу и рассказывать о том, что лечил Макандаля? Но даже если он заговорит об этом, он белый, и ему никто не поверит.
Виктор облегченно вздохнул, когда мужчина спрятал нож.
— Значит, доктор может уходить? — спросил он у Джефа.
Джеф кивнул.
— Конечно. — Он поклонился Виктору. — Я очень благодарен вам, доктор. Это было… очень милосердно с вашей стороны. Бонни всегда говорила, что вы милосердный человек. Над этим я действительно смеялся. Не над тем, что вы были простодушным человеком и ничего не замечали по поводу Деирдре и меня. Но то, что кто-то в этом мире… милосердный, добрый, это было… я не мог в это поверить. В любом случае я не милосердный. И для Деирдре будет лучше, если она останется с вами. Ей гораздо лучше с вами, чем со мной. И Бонни тоже. Пожалуйста, оставайтесь милосердным. Будьте таким же для… для Деде. Она ни в чем не виновата. Если кто-то и виноват… если в этом и была чья-то вина… то только моя. Как бы то ни было, все кончено. Я больше никогда не увижу Деирдре. Даю вам слово.