Всемирный следопыт, 1931 № 05 (Шпанов, Смирнов-Сибирский) - страница 13

Федорка бредил. Метался, слова какие-то бормотал. Его устроили в ухожье: натаскали на нары мягких веток, а сверху застелили своими кухлянками. На полу развели огонь от болотной мошки, набиваясь в глаза и нос, больно жалила, проклятая.

Егор сбегал на болото и принес листьев какого-то растения, имевшего силу останавливать кровь. Присыпав раны порохом, чтобы не загноились, сверху прикрыли принесенными листьями, а когда опять наложили повязку, Петрован сказал:

— Пуля по всем кишкам прошла… Что будем делать?

— Перво-наперво надо носилки, — ответил Егор. — Бери топор и выруби две жердинки да потом лозины, которая погибче. Ночью через болота итти неудобно, а утречком и понесем…

— Вы тут, ребята? — очнувшись, слабо окликнул раненый.

— Тут, тут, Федорушка. Пить? Испей, испей, от воды то оно тово… Полегчает малость…

Федорка сделал несколько глотков и закашлялся, исказив бескровное лицо в гримасе страдания. На лбу колечками скатались мокрые от пота волосы.

— Ну как, здорово больно? — спросил Егор, когда Федорка успокоился.

— Жжет очень…

— Это ничего, от пороха… Потерпи маленько. Завтра мы тебя к обеду в деревню доставим, а там на лодку и в Каменку. В больницу. Ничего, оклемаешься, парень…

-

Полдень 26 ноября. Темная полоска моря на горизонте вплотную прижалась к ослепительному небу. Сверкающее под лучами южного солнца море походит на гигантский полированный стальной лист. Горизонт продырявливают, всплывая из моря, остроконечные конусы Везувия.

— Италия! — кричат рупора голосом капитана Галышева. — Италия!

Нормальная жизнь теплохода полетела вверх тормашками… Двери кают и салонов затрещали пулеметною трелью, и в несколько минут все палубы «Абхазии» были облеплены ударниками и ударницами. Даже коки с раздувающимися от ветра белыми шапчонками стремглав вылетели из камбузы взглянуть на приближающиеся коричневые шапки прославленного вулкана.

— Даешь Италию! — гремели в ответ рупорам многоголосые крики.

Берега приближались, развертывая чарующую панораму, раскинувшуюся у подножья коричневых гор. Уж ясно виднелась знаменитая канатная железная дорога на Везувий. Маленькие вагончики, вырисовываясь на фоне неба цветом застывающей мартеновской плавки, медленно катились вверх. Справа, на широченной спине горного массива, прорезая строгими зигзагами деревушки и волнистые леса, мчалась из города к верхушке Везувия шоссейная дорога.

Около часа дня два итальянских буксира, сопя и пыхтя, как ожиревшие моржи, потащили «Абхазию» в узкий проход Неапольской гавани. На горизонте дымили конусы Везувия. Белоснежные строения утопали в густых мандариновых и лимонных садах, сбегавших к морю. На набережной мерной поступью брели маленькие ослики, запряженные в крохотные тележки с колесами паровоза. Среди громадной толпы блюстителей и защитников «свободной Италии», мы с трудом отыскали маленькую сплоченную группу, потонувшую в море мундиров. Глаза трехсот ударников жадно пожирали смутно виднеющиеся родные лица. Вдруг негромкий всклик: