В тот же вечер, пока я искала костюм, достаточно чистый для того, чтобы надеть его в первый день на новой работе, в гостиной хлопнула дверь: вернулся Октавио. Я осталась в комнате, чтобы дать ему возможность спокойно насладиться «возвращением домой». Но он сразу заглянул ко мне.
— Привет, мне не помешало бы выпить, – сказал он с усталым видом. – Хочешь, пойдем вместе?
Я хотела. Но сначала мне нужно было решить срочную проблему.
— Октавио, у тебя есть утюг?
Он озадаченно посмотрел на меня:
— Мне гладят одежду в доме у моей матери.
— А… тогда не беспокойся.
Мы пошли в mezcalaria, которая находилась через дорогу, и нашли места на улице.
— Что же это за семейный обед, после которого требуется крепкая выпивка, чтобы прийти в себя?
— Да знаешь ли, все как обычно. Волосы у меня слишком длинные, мне уже под тридцать, к этому времени мне уже следовало бы быть женатым, что я делаю в музыкальной индустрии?.. Иногда я не понимаю, зачем я вообще вернулся в Мехико.
Мне и в голову не приходило, что у такого необычного человека, музыканта, может быть такая консервативная семья. А он продолжал говорить о своих проблемах с отцом, для которого стало ударом то, что сын отказался от дипломатической карьеры. Я заподозрила, что сексуальная ориентация Октавио тоже вызывала у родственников вопросы.
— Ладно, расскажи о своей семье. Какие они?
Я рассказала, что у меня совершенно не консервативная семья: мои родители работали в СМИ, и отец получил некоторое признание как редактор лондонского скандально известного альтернативного журнала. Он до сих пор время от времени с удовольствием принимал участие в полемических передачах, где клеймил консьюмеризм и внешнюю политику Америки. Мы с моей младшей сестрой Анжеликой выросли в Голубых горах под Сиднеем, в доме на холме, где по саду прыгали кенгуру.
Разговор плавно перешел от семейных дел к теме еды. Я рассказала ему о своем опыте питания в уличном ларьке.
— Что? Ты хочешь сказать, что ела что-что, купленное в уличном ларьке? – Он был искренне потрясен. – Ты хоть знаешь, как это опасно? Мясо целый день лежит на солнце… Там сплошная сальмонелла и нечистоты. В самом деле, на улице никто никогда не ест…
— А все эти люди, которых я видела сегодня в очередях в уличные ларьки?
— Да нет, э-э -э… как тебе сказать?.. Образованные люди на улице не едят.
— Ну, а ты сам где ешь?
И снова озадаченный взгляд.
— Я? Ну, в доме у моей матери. Кухарка у нее просто замечательная.
У него был несколько смущенный вид, повисло неловкое молчание.
Я вспомнила, о чем хотела его спросить.