— Ну, я и сама могла бы делать всю работу по дому, – пояснила Росальба. – Но тогда Доминга останется без работы.
Очевидно, Росальба смотрела на отношения с Домингой как на отношения благодетеля и облагодетельствованного. Мне было интересно, как же смотрит на это все Доминга.
Я спросила у Росальбы, есть ли у Доминги возможность, работая служанкой, накопить достаточно денег, чтобы ее собственные дети смогли учиться и получили шанс на работу в другой сфере.
— Что ж, могло бы быть и так, но копить деньги не в их традициях, – объяснила молодая женщина. – Доминга посылает бо́льшую часть заработка домой, в общину, где эти деньги тратятся главным образом на праздники в честь святых покровителей деревни.
Позже мне довелось читать в «Лабиринте одиночества» Октавио Паса о том, какие огромные деньги тратятся на празднества в бедных деревнях. Он выдвинул теорию, что краткий бурный экстаз этих праздников компенсирует беспросветность нищеты этих крестьян на протяжении всего остального года. Понимая, что ситуация непростая, я все же находила ее возмутительной. Особенно меня смущал тот факт, что одна из этих женщин была белой, а другая – индианкой.
В эти же выходные Октавио пригласил меня на премьеру документального фильма, снятого одним из друзей его детства. Она должна была состояться в каком-то отеле в Колония Кондесса. Это было любимое место обитания успешной творческой молодежи. Как и Ла-Рома, этот район изобиловал образчиками итальянской и французской архитектуры конца 1920 – 1930-х годов. Отель был расположен на улице с оживленными кафе и барами, посреди парка, известного своими статуями и фонтанами. Однако, в отличие от Ла-Рома, здесь не наблюдалось признаков упадка.
Мы с опозданием приехали в отель, искусно подсвеченный так, чтобы подчеркнуть его великолепие в стиле ар-деко, и нас проводили к дверям проекционного зала, в котором стоял взволнованный гул голосов: молодые fresas приветствовали знакомых. В конце зала оставалось два свободных места.
Фильм был о жизни индейской общины, перенявшей от испанцев традицию корриды: маленький бедный и пыльный городок, похоже, так ничем и не прославился, кроме огромной арены для корриды. Камера оператора в деталях отслеживает жизнь юного матадора, у которого серьезные проблемы с алкоголем: он выходит на арену с нечленораздельными криками в сторону зрителей, а потом на него всей своей мощью обрушивается бык. В дополнение к кровавым сценам корриды, в фильме также было показано жестокое семейное насилие, и я не понимала, как мог оператор продолжать съемку, когда у него на глазах избивали женщину. В конце фильма матадор, чуть ли не насмерть израненный быком во время своей последней пьяной корриды, клянется жене, что ноги его на арене больше не будет.