Зовите меня Роксолана. Пленница Великолепного века (Вяземская) - страница 100

Она кивнула:

– Думай.

Потом хлопнула в ладоши:

– Уведите пленного!

Не успела закрыться за венгерским королем дверь, как Сулейман угрюмо сообщил:

– А все же именно ислам – самая великая религия в мире!

Ну надо же! Она была уверена, что он станет оспаривать ее действия, а он – смотрите-ка! – за пророка Мухаммеда оскорбился.

– Ислам – великая религия, – мягко согласилась она. – Как и христианство, из которого, можно сказать, ислам вырос. Не спорь, если захочешь – ты сам найдешь этому доказательства. А в Индии народ поклоняется иным богам, и они тоже ничуть не хуже. На самом деле Бог один, и я не уверена, что для Него очень важно, как именно ему молятся. Ты же знаешь: я приняла ислам сразу после рождения Ильяса – чтобы быть одной веры с моими детьми. Но меня не наказали; не прокляли, не испепелили… Значит, Богу не важно, со словами каких молитв к нему обращаются, главное – чтобы его искренне любили.

– Нет, это потому, что наш бог сильнее вашего, славянского, – уперся Сулейман и поджал губы; обычно когда он делал такое лицо, Хюррем прекращала спорить с ним, но сейчас сдержаться не могла.

– Исламский бог не может быть сильнее славянского, потому что Коран говорит: нет бога, кроме Аллаха. Просто… просто проблема людей заключается в том, что каждый трактует религиозные тексты так, как хочется именно ему.

Сулейман снова возражал; их «религиозный диспут» продлился несколько часов и закончился ничем: они разошлись, недовольные друг другом.

Хюррем проклинала свой болтливый язык. Ну надо же было завестись с мужем на тему ислама и других религий! Как будто нельзя было подождать какого-то более подходящего момента!

Сулейман обижен и, возможно, не станет отпускать Лайоша и давать ему какие-либо гарантии – и все, что она с таким тщанием готовила, просто рухнет в тартарары.

Но все же политик в султане восторжествовал не только над мужем, но и над правоверным мусульманином. Назавтра Лайош ответил согласием на предложение «августейшей султанши», а еще через неделю освобожденные три десятка венгров во главе с королем отправились назад, в свою страну. Мир был завоеван дешево и бескровно.

– Когда ты отпустишь остальных? – поинтересовалась Хюррем, глядя вслед выезжающему из городских ворот молодому королю.

– Буду отпускать… понемногу. Горячие головы, отпусти всех сразу – они мне не только дворец, весь город разнесут, – хмуро ответил муж. Он все еще сердился: пожалуй, даже не на свою рыжую непонятную жену, а на себя самого, который ничего не мог поделать с любовью к этой маленькой и хрупкой женщине, силы духа которой хватило бы на целый орт янычар.