Дверь вдруг скрипнула, впустив толстого, грузного, гладко выбритого человека в пышных одеждах. Не турка – это было понятно сразу. Он вошел и, заложив большие пальцы за кушак, стал покачиваться с носка на пятку, разглядывая девушек выпученными жабьими глазами.
– Глядите, большой лягух пожаловал!
Такая «естественная реакция» у нее была всегда: когда она чувствовала себя неуверенно, смущалась – сразу же начинала шутить и «прикалываться». Вот и сейчас: этот лупоглазый пялился больше всего именно на нее, и она сразу же начала «дергаться». Потому и высказалась. Впрочем, девушки хихикать не рискнули, так что скалила зубы она в гордом одиночестве.
Сюда уже приводили покупателей. Они рассматривали девушек, некоторые даже заставляли раздеваться догола. Правда, Анастасии это не коснулось: видать, не приглянулась она никому. С другой стороны – даже и лучше, все-таки не пришлось пока пройти через такое унижение…
Правда, этот толстопузый сейчас глядел именно на нее, не сводил масленно блестящих глаз, и под этим взглядом Настя почувствовала себя голой. В ответ уставилась так же дерзко. Переглядеть могла кого угодно, еще в школе с девчонками на спор могла долго смотреть любому человеку в глаза.
Дверь скрипнула еще раз, впуская еще двоих: первым вошел молодой, рослый и стройный, вторым – беспрестанно кланяющийся Докужтуг-ага.
Торговец что-то сказал; что именно – она не поняла, по-турецки пока особо не понимала, но старческий палец, кривой, как высохшая ветка дерева, весьма однозначно указал в ее сторону. Значит, вот и ее время настало. Вот и ты, Стаська-Настаська, стала товаром. Куском мяса. Кому же из двоих предстояло стать ее хозяином?
Толстый и пучеглазый был противным, но при взгляде на молодого у нее по спине бежали мурашки. От страха ли? Или от каких-то невнятных предчувствий? Словом, чем к молодому – уж точно лучше утопиться.
– Сними покрывало, – велел Докужтуг-ага. Она молчала, сузив глаза. Он подошел, протянул руку и сам стащил с ее головы покрывало. Ну, конечно, товар ведь надо лицом показать! Товар… А что у нее есть, кроме волос?
– Похоже, Ибрагим, она не вполне нормальная, – повернувшись, сказал по-итальянски толстопузый молодому и захохотал – гулко, противно. – Чего она все время скалится?
– Потому что, глядя на твою рожу, не скалиться невозможно, – отрезала она, сощурив глаза. Может, жирный захочет ее ударить? Пусть только попробует!
Но жирный шутку оценил. Вернее, не саму шутку: там, признаться, и оценивать-то было нечего – оценил он то, что она еще способна шутить.
Захохотал снова, и смех его в этот раз показался Анастасии не таким уж и противным.