Правда, девчонки умудрялись как-то сплетничать, секретничать, и при этом были уверены, что делают это действительно «втихаря». У Анастасии все-таки в этом были сомнения. Ей казалось, что у черных евнухов, наблюдавших за жизнью гарема, глаза не то что на затылке, а вообще по всей голове. С другой стороны, и девчонки поделились с ней «страшным секретом», зная который, можно было «учуять» приближение бесполых. Причем «учуять» – в прямом смысле этого слова: евнухи благоухали сложными и весьма мощными ароматами. И причина этого была весьма невеселой.
– Ты что, не знаешь, – подхихикивая, сказала Гюльджан, самая младшая из девочек, – почему они так воняют? У них же нет… Ну, короче, им отрезали все. Ты же знаешь, чем мужчины отличаются от нас, женщин, там? – И, снова стыдливо хихикнув, показала, где именно «там».
Анастасия кивнула. Она-то знала – она, современная девушка восемнадцати лет от роду. А вот откуда, спрашивается, об этом знает одиннадцатилетняя девочка мусульманского воспитания, проданная сюда в шестилетнем возрасте? Но вот – знала.
– Так вот, евнухам вообще все поотрезали. И они, ну… не могут сдержаться. То есть, говорят, они сами не всегда чувствуют. Потому и писаются… словно маленькие детки!
Это было… неожиданно, но Анастасия поняла, что да, именно запах мочи – то, что в первый раз общения с главой черных евнухов она уловила, но не смогла идентифицировать. Ну, что же… Жаль их, конечно, вообще кастрация – бесчеловечная вещь, тем более такая… Но запах, пускай и неприятный, действительно мог помочь… если бы она решила… решила…
Но об этом пока думать было рано.
В школе ей дали новое имя – Рушен. Кажется, это означало «рыжая». Может, правда, и «русая»: для девчонок, похоже, эти понятия были совершенно одинаковыми.
Наконец в один из дней – она уже точно не знала, сколько именно находится здесь, – за ней пришли. Молчаливый евнух отвел ее к кизляр-агаси, который сообщил, что ее обучение окончено.
Она стала прислужницей – именно так переводилось с османского слово «одалиска». Горничная, а вовсе не «возлюбленная», как ей почему-то казалось раньше. Да и какие тут могут быть «возлюбленные» – более тысячи теток, тут и в лицо-то не всех запомнишь…
С другой стороны, султан вроде как и не стремился запоминать. Зачем? Попользовался – и попользовался, в следующий раз снова понравилась та же самая – вряд ли султан помнил, что уже проводил с этой наложницей ночь. Вместо него все помнили евнухи. Их тут было много – больше трех сотен. Они были вездесущи, и Анастасия поняла: то, что девчонки в «школе» считают, что от глаз евнухов можно запросто укрыться, – полная ерунда, им просто позволяют пребывать в таком убеждении, поскольку на самом деле пока они только ученицы – они, по большому счету, никого особо не интересуют. А вот взрослые наложницы…