Она что-то еще говорила, но Хюррем уже не слушала. Главное она сделала – отвлекла внимание девчонки, та на некоторое время забыла о своем вопросе. Если еще когда вспомнит – Гюлесен уже как-нибудь сама выкрутится.
А вот правду ли она сказала, что до Хюррем никто не проводил всю ночь у султана, – она разберется позже. Хотя – дожить бы до этого «позже»…
Почему ее это так беспокоит? У него были жены, официальные, если так можно сказать, три жены, четверо сыновей и, как говорится в «Песне песней», – «девиц без числа». Так какая разница, спал кто-то в его постели или выметался прочь сразу после секса?
В конце концов, Махидевран он любил по-настоящему – об этом говорил весь гарем, да и по поведению «любимой жены» это было видно: чтобы почувствовать себя такой «владычицей морской», нужно было иметь для этого какие-то основания…
А она, Хюррем, что? Игрушка на пару дней? Приятный собеседник (а Сулейману, похоже, и в самом деле нравится с ней разговаривать), с которым заодно можно и сексом заняться? Кто?!
Она с ужасом ждала наступления месячных. Здесь это вообще было проблемой – для нее, привыкшей к прокладкам: все эти тряпки, с которыми ни сесть, ни лечь нормально, и – самый главный ужас! – тяжелый запах в комнате, ведь по какой-то причине почти у всех девушек в их комнате месячные проходили практически одновременно.
Начнутся месячные, к султану ее позовут – она не сможет, он позовет кого-то другого, а потом забудет о ней вообще. Власть? Да какая, к чертям собачьим, власть! Представить себе, что кто-то – какая-то мясистая корова или тощая змеюка! – лежит с ним в одной постели и он гладит ее по волосам…
Да придушить хочется! Причем – все равно кого.
Конечно же, месячные начались. Тогда, когда им и было положено.
И конечно, кизляр-агаси вечером позвал ее к султану. Она пыталась объяснить, но чернокожий, до сих пор относившийся к ней вроде доброжелательно, почему-то стал вести себя по отношению к ней несколько по-другому. Сейчас он попросту сделал вид, что не слышит.
Она шла и отчаянно трусила. Что она скажет? Восточный мужчина, на дворе – начало шестнадцатого века… Да кизляр-агаси специально ее подставляет! И Хюррем знала, откуда «ноги растут»: султанская матушка постаралась. Валиде Хафса Айше. Кизляр-агаси подчиняется именно ей, к тому же, говорят, он и предан султанской матери по-настоящему, не как подчиненный – как… а как кто, собственно? Как собака? Вряд ли, у него хорошо развито чувство собственного достоинства. Тогда как кто? Ладно, с этим разберемся позднее.
Итак, почему против нее настроена валиде?