Но Сулейман произнес совсем не то, о чем она думала.
– А у меня сыновья умерли. Трое.
И закрыл глаза, как закрывает подстреленная птица.
Тогда Анастасия протянула руку и очень осторожно погладила его по голове.
Не открывая глаз, он накрыл ее руку своей ладонью. Она почувствовала мозоли. Мозоли? У султана? Ах да, он ведь шашкой машет… или как там это называется? Ятаган? Нет, ятаган – это у янычар… Господи, о чем она снова думает?
С другой стороны – странно, что она еще сохранила способность думать… хоть о чем-то…
В этот момент ее губ коснулись губы Сулеймана, и способность мыслить пропала окончательно.
– Хюррем. Моя Хюррем… – Теперь Сулейман гладил ее по голове.
Почему – Хюррем? Она ведь не смеялась… Ах да, Хюррем – не только «смеющаяся» или «радующаяся», это еще и «приносящая радость». Об этом она совсем забыла…
Ну что же, она и в самом деле хотела бы приносить ему радость… долго… всегда, если только такое возможно…
Она подумала об этом и поняла, что в этот момент Анастасия умерла. На свет появилась Хюррем.
С этой мыслью она умостилась поудобнее, уткнулась носом в плечо Сулеймана и заснула.
Она ночевала с султаном уже две недели подряд. Оставалась в комнате до утра, утром ее с поклоном провожал кизляр-агаси. Доводил до ее комнаты, улыбался непонятно, уходил.
Гарем гудел.
– Никогда у него не спали женщины! – в первый же день сообщила Гюлесен. – После… ну, ты понимаешь, после чего, – она стыдливо хихикнула, – женщин всегда выпроваживали. И со мной так было.
Хотелось бы верить, что это так, только – откуда Гюлесен знать про всех? Спросить она бы не рискнула – чтобы никто, не дай бог, не догадался, насколько для нее важен ответ. К счастью, ответ интересовал не только ее.
– А откуда ты знаешь, что со всеми? – К разговору подключилась еще одна девушка, из новеньких – имени ее Хюррем пока не знала.
– О, я тут все знаю!
Хотелось бы, конечно, верить, но Гюлесен была склонна к преувеличениям. Не врала – сама верила в то, что знает «все на свете». Но, к сожалению, верить было нельзя. Хотя и очень хотелось.
– Не верите?! – Гюлесен почему-то завелась, лицо пошло пятнами. – Я знаю, что говорю! Мне… мне один человек сказал, который знает! – И покраснела, став совершенно багровой.
– Кто? Ну?
Новенькая была воплощенное любопытство; а Гюлесен, кажется, надо было спасать. Видно же, что не хочет рассказывать. Может, еще какую-то глупость сделала, а ведь ее один раз уже пороли.
– А кстати, что тебе-то самой султан подарил?
– О, он сделал мне несколько подарков! – Гюлесен расцвела. – Серьги, и браслет, и пояс, и…