– Я могу поговорить с тем человеком, который спас меня?
Муж удивился:
– Я уже вознаградил его, сделал корбачи-баши.
«Распределитель похлебки» – главный человек в орте, это, безусловно, высокая должность. Султан высоко ценит жизнь своей жены, если сразу произвел простого янычара в корбачи-баши. Знать бы еще, что этот самый «простой янычар» делал под ее окнами.
– Я должна поговорить с ним.
Над переносицей мужа образовалась горизонтальная морщина. Недоволен.
Еще бы: он ради жены в последнее время и так сделал очень много такого, что вызвало недовольство всех его приближенных. Да что там приближенных – узнав о роспуске гарема, возроптал даже народ: султан рушит все устои!
А все же – распустил; придумал и осуществил, видимо просто поняв, чем был вызван ее визит во время встречи с послом, привезшим в качестве щедрого дара молодых невольниц.
Но еще и встреча с посторонним мужчиной…
– Он ведь спас мне жизнь. И я тоже хотела бы поблагодарить его.
А заодно и разузнать кое о чем. Только вот об этом уже мужу знать вовсе не обязательно.
Янычарский ага со странным титулом (теперь понятно, откуда взялось это самое «курбаши» – все очень просто: атаман – это тот, кто имеет право делить похлебку) оказался совершенно неожиданно русоволос и сероглаз. Нет, среди турок тоже было довольно много голубоглазых – по крайней мере, среди турчанок, которых в гарем продали их собственные родители. Но эта голубизна, а вернее – почти синева отличалась густотой и непроницаемостью; стоящий же перед ней сейчас парень был сероглаз… по-русски, что ли. Ее охватило смятение. Сердце билось не в груди – в горле: вот-вот выпрыгнет! Человек с родной земли… Казалось бы – какая разница, ведь все равно между ними пропасть: он родился в шестнадцатом веке, она – в конце двадцатого, а вот на тебе! Он для нее свой, все равно – свой, несмотря на целую временную пропасть.
– Как тебя зовут? – поинтересовалась Хюррем по-русски и на всякий случай переспросила по-украински: – Як тэбэ зваты?
Изо всех сил старалась справиться с собой, соблюсти нейтральный тон, а голос все равно дрогнул.
Парень поднял на нее изумленные глаза и залился краской.
– Хасаном, моя госпожа. Теперь – Хасаном. А раньше…
Она загадала: если он сейчас скажет, что его звали… ну, пускай будет Иван или Василий, – то все у нее получится. Весь тот план, который еще не созрел в ее голове даже на десять процентов.
– Я не помню, – шепотом сказал янычар Хасан. – Меня… Я попал сюда совсем маленьким. Язык не забыл… почти – у нас много таких, как я.
Много. А вернее – почти все: янычарский корпус «пополнялся» детьми с Балкан, греками и – в первую очередь – славянами. Кого-то захватывали в плен, кого-то забирали в качестве «дани».