Теперь нас изолировали на площади 150 х 150 метров отдельно от остальной территории лагеря, и, как вскоре выяснилось, это ознаменовало наши самые «прекрасные времена» в плену.
Нас было 250 человек со сходными взглядами и убеждениями, и каждый был готов на все ради своего товарища. Мы обставили бараки мебелью, которую сколотили сами, а одежду пришлось шить из простыней. По вечерам и до глубокой ночи мы резались в скат или доппелькопф. В одном из помещений положили доски и играли на них в настольный теннис, в общем, обеспечивали себе и физическую нагрузку. Больше всего хлопот доставляли климатические условия. Высокая влажность воздуха, эти внезапные, как снег на голову, ливни, после которых лагерь заливало так, что приходилось передвигаться по колено в воде несколько дней. На высокой лагерной ограде неизменно восседали огромные грифы с голыми шеями, создавалось впечатление, что и они следят за нами.
И у нас решили устроить «университет», и те, кто по различным причинам не сумел получить обязательное среднее образование дома, получал такую возможность. Недельный план был таков: 4 часа немецкого, 2 часа истории, 2 часа географии, по часу французского, математики и английского, по 2 часа физики, химии и биологии, а также физкультура и один час музыки. Выпускные экзамены были назначены на 15 июля 1945 года, а аттестаты нам вручили 18 июля.
Потом дали возможность изучать и машиностроение. Теперь уже томиться от безделья не приходилось — дни были заполнены учебой до отказа.
В ограждении кто-то проделал дыру, через которую можно было попасть на главную территорию лагеря. Но у меня не было особой охоты ходить на концерты самодеятельности или любительские спектакли. Дыра эта исправно функционировала, пока о ней не прознала лагерная администрация, и ее срочно заделали.
Одному нашему подполковнику из перековавшихся в демократы вменили в обязанность уборку административного барака американцев. Однажды этот полковник проинформировал американского офицера о том, что мы все, мол, закоренелые нацисты. Ответ не заставил себя ждать: «Я и сам нацист, и каждое утро на завтрак съедаю по младенцу». Американцы ничего не имеют ни против актов предательств, но вот только самих предателей терпеть не могут. Этот случай мгновенно стал всеобщим достоянием в нашем мини-лагере. Мы вели себя вполне корректно, и наш девиз был: мы — немецкие офицеры, попавшие в плен, и хотим выйти на волю, оставаясь таковыми.
В мае 1945 года Германия рухнула окончательно, и стоившая неимоверных жертв война закончилась. Мы все были буквально раздавлены этим. Конечно, с одной стороны, все радовались концу войны, тому, что этому смертоубийству пришел конец, но мы ведь отчетливо сознавали, что проиграли эту войну, а вот это в голове уже не укладывалось.