/
>12 всех государственных доходов. Под впечатлением выводов медиков Гитлер (даже для финансирования собственной партии) отказывался принимать деньги от табачных фабрикантов.
Многие крупные ученые, бывшие, как правило, людьми консервативных убеждений, оказались довольно устойчивыми к влиянию нацистской идеологии, несмотря на все попытки нацистских функционеров перетянуть этих мыслителей в свой лагерь. Например, великолепный историк Герхард Риттер в соответствии с прусской традицией считал авторитарное государство необходимым, но, по его мнению, оно должно было обуздывать деструктивные склонности масс, одновременно сдерживая при помощи прусско-протестантской самодисциплины «демонию власти». И другие значительные ученые-историки (Фридрих Майнеке, Герман Онкен) занимали по отношению к нацизму весьма сдержанную позицию, осуждая «иконоборцев», которые — как сказал Онкен в мужественной речи перед прусской Академией в 1934 г. — обязательно появляются в смутные эпохи. Ответом на это выступление стала статья Вальтера Франка в главном печатном органе НСДАП, в которой, в частности, говорилось: «Вместо того, чтобы поставить себя на службу свершающимся великим событиям, сегодня этот релятивистский мировоззренческий метод снова используется для того, чтобы сделаться судьей нацистского движения. Подлинная объективность принадлежит только национал-социалистической науке»>{82}. Как тут не вспомнить слова Ленина, что «учение Маркса всесильно, потому что оно верно». Однако, в отличие от большевиков, репрессий по отношению к ученой фронде гитлеровцы не практиковали (даже в случае со Шпенглером, который заявил, что в «Майн кампф» верна только нумерация страниц). Правда, Майнеке отстранили от руководства «Историческим журналом» (его заменил видный медиевист Карл Мюллер[3]), Онкен и Риттер не публиковались после 1933 г., но ведь участь старой интеллигенции в Советском Союзе была гораздо худшей. Ради справедливости надо все же вспомнить, что в 1933–1938 гг. из-за несогласия и трений с нацистами было уволено четверть немецких профессоров. Настоящий исход еврейских и либеральных ученых из Германии принес США самый мощный (после войны за независимость и Гражданской войны) толчок к модернизации и поступательному развитию науки. Целые научные школы и направления перемещались за океан. Когда нацистский министр образования спросил патриарха немецкой математики Давида Гилберта, как обстоят дела с математикой в Геттингенском университете после очищения его от евреев, тот ответил: «Господин министр, в Геттингене больше нет математиков»