Он смутился, схватил листок и скомкал в кулаке.
— Ну зачем же? — удивилась Елена.
— Да чушь это… Баловство.
— Не такая уж чушь. Мне понравились стихи. Только ты их не закончил.
— Не о чем говорить.
— Почему ты стесняешься своих стихов?
— Не мучай меня, Елена. Я лучше уйду.
— Ладно, сиди. Скоро придет Валера, поужинаем.
Он взял с книжной полки томик Блока и углубился в чтение. Потом захлопнул книжку, посидел молча, уставясь в пустоту.
— Я прошу тебя, Елена, никому не говори о моих опусах. Презираю самодеятельность в поэзии. Я так высоко ценю истинных поэтов. Они посланцы Бога на земле. А я слабый земной человек. Но вот иногда… Что-то находит — хватаю ручку, нишу на случайных листках. Потом презираю себя, сжигаю стихи… Но они остаются в памяти. Ну, разве это не болезнь? Что может быть страшнее, чем прослыть графоманом? Я ж умру со стыда. Ты уж будь милостива ко мне, Елена Прекрасная, пощади бедного учителя, век буду благодарен.
— Успокойся, Дмитрий, — обещала Елена, — пожалею.
Она забыла про Иру, а та при первой же встрече с Дмитрием Зотовым возьми да и бухни:
— Стихи пишешь? Ну-ка, почитай.
Надо было видеть лицо Дмитрия, он аж побледнел и с таким укором посмотрел на Елену, что той стало не по себе.
— Ирина! — прикрикнула Елена. — Ну что ты несешь? Не он это написал. И ты ошибалась, и я.
— Очень жаль, — сказала Ира, пожимая плечами. — Я уже собралась влюбиться в тебя, Зотов. Думаю, брошу своего Константина Васильевича и буду любить поэта. Как бы ты на это посмотрел, Зотов? Ты любишь полных женщин? И почему ты не женишься? А, Зотов? Может, ты влюблен в меня? Может, страдаешь? Нет, я все поняла. Ты влюблен не в меня, хотя это очень даже глупо с твоей стороны. Но что уж тут поделаешь? Сердцу не прикажешь. Ты влюблен в Елену. Угадала?
Вскочив, будто его стегнули плетью, Зотов торопливо отошел к окну и остановился там перед занавеской, совершенно потерянный и жалкий. Елена с укором посмотрела на Иру, покачала головой и покрутила пальцем у виска. Ира закрыла ладонью рот и свободной рукой стукнула себя по лбу: мол, дура я, дура.
Дмитрий между тем вернулся, сел и каким-то нарочито занудливым голосом заговорил:
— Простите меня, Елена Петровна. И не подумайте чего-нибудь такого… Я просто возмутился словами Ирины Павловны. Как она могла?..
— Что с тобой, Зотов? — распахнула глаза Ира. — С чего это вдруг на «вы»? Да я знаю тебя, как облупленного.
— Не смейте так разговаривать со мной! — вскричал Зотов.
— Хорошо-хорошо, — подняла ручки Ира. — Только успокойся.
— Я спокоен.
— Ага, вижу я, как ты спокоен. Готов меня проглотить. Смотри, Зотов, укусишь — скажу Константину Васильевичу. Он тебе лекцию прочтет, как это нехорошо — кусать безвинных женщин. Подумаешь, сболтнула. Ты на меня, Зотов, не обращай внимания. Мой язык меня раньше родился. Все люди сперва подумают, потом говорят, а я прежде скажу, потом подумаю. Ну и что?