В ответной грамоте бояре от имени великого князя, с лукавомудрым заискиванием и осторожностью, стараясь сохранить хоть какое-нибудь подобие прежней государевой чести великих московских князей, отписали крымскому царю: «Для тебя, брата моего, и для твоего прошения удержал я рать и послал своего человека к Сафа-Гирею: захочет он с нами мира, то пусть пришлет к нам добрых людей, а мы хотим держать его так, как дед и отец наш держали прежних казанских царей. А что ты писал к нам, что Казанская земля — юрт твой, то посмотри в старые свои летописцы, не того ли земля будет, кто ее взял? Ты помнишь, как цари, потерявшие свои ордынские юрты, приходили на казанский юрт и брали его войнами, неправдами, а как дед наш милостию божиею Казань взял и царя свел, того ты не помнишь! Так ты бы, брат наш, помня свою старину, и нашей не забывал».
Вот так, уже не силой, не оружием, только словами пыталась Москва отстаивать завоевания своих прежних государей. Вот до чего довели Еленины поблажки боярам, и их оголтелая распрь, и вражда друг с другом.
А государь был мал, на восьмом году, — все равно что и не было его. После смерти Елены на него и вовсе перестали обращать внимание. С еще большим рвением взялись бояре утверждать себя во власти. При Елене дрались за первое место при ней, чтоб из-под ее руки повелевать, теперь, оставшись одни, сами принялись верстать себя в правители. Застонала Москва от их усобиц. Что ни год-другой, так на Москве новые властители. Ляжет Москва спать при Шуйских, утром проснется — уж Бельские верховодят. Не успеет притерпеться к Бельским, как снова возвращаются Шуйские и вновь принимаются гнуть свое: гнут — не парят, переломят — не тужат!
Кто бы ни возвышался, кто бы ни приходил к власти — Шуйские, или Бельские, или Глинские, все они первым делом торопились набить свою мошну. Особенно алчны и ненасытны были Шуйские. Столько натерпелись от них московиты, что, когда Иван, только-только начавший осознавать свое положение и власть, решился пресечь своеволие Шуйских и выдал одного из них — Андрея Шуйского — псарям, которые, убив его, бросили растерзанное тело на торговой площади, московиты отсекли уже мертвому боярскому первосоветнику голову и, водрузив ее на длинный шест, целый день ходили ликующей толпой по Китай-городу, по Зарядью, по посадским слободам и сотням. Радовались московиты: знаменовала им голова боярского первосоветника, что с возрастом великий князь обретет и твердость, и силу, и самостоятельность, возьмется править сам — своей рукой, и оборонит их от злого своеволия бояр.