– А какие территории он контролирует?
– Свои.
– А где они, эти территории?
– Это не имеет значения.
– Позволь мне самому судить, что имеет…
– Нет.
– Ну, хорошо. Но, видишь ли, друг мой … я доверяю Ордену … и я одобряю Орден … Но все-таки иногда таинственность бывает излишней. Например, деятельность Ордена порождает слухи … легенды … как, к примеру, о чаше. Поговаривают, что кто-то из апостолов … представь себе, из апостолов … что-то он такое … озорник … стоял с кружкой какой-то, когда распинали Учителя … и собрал в эту кружку кровь. И кружка сохранилась до наших дней. И какие-то авантюристы время от времени пытаются эту кружку искать.
– Да, я тоже об этом слышал.
– Так вот … Я никому не скажу, честно. По секрету – кружкой, она же чаша – владеет Орден? Она у вас?
– Нет.
– Нет?
– Нет.
– А утерянные Евангелия – не те, что у меня в архивах, или в Александрии, а другие … которых никто не видел … они у вас?
– Тоже нет.
– А апокрифные писания всякие…
– Тоже нет.
– Заладил – нет да нет. А что же у вас есть? Что вы там храните?
– Ничего.
– Как это?
– Так.
– Но главная цель Ордена, насколько мне известно … ты не обижайся … главная цель – хранить свитки … и предметы … вещественные основы единой Церкви. Так?
– Нет.
– Как же нет?
– Позволь мне, сеньор, дать тебе совет, – сказал Ликургус. – Не официальный, и не дружеский даже … а просто христианский. Как один христианин другому.
– Да, конечно.
– Займись Полонией, пока есть время. А Ордену предоставь заниматься тем, чем он, Орден, занимается уже не первую сотню лет.
Бенедикт нахмурился.
– Также, помнится, Конрад Второй передавал тебе что-то … грамоту какую-то … – Ликургус заглянул в походный мешок, привязанный к сентуру.
– Ты ведь сказал только что, что Орден не вмешивается…
– Я всего лишь передаю грамоту. В виде одолжения.
– Мне одолжение или Конраду?
– Это все равно, – бесстрастно ответил Ликургус, передавая грамоту.
Бенедикт распечатал свиток.
«Сейчас денег нет», – писал Конрад. «Предоставляю в твою власть тысячу пехотинцев. Что хочешь, то с ними и делай. Они стоят в Венеции и ждут твоего прибытия. Конрад».
– С твоего позволения я удаляюсь – сказал Ликургус, и было видно, что ему все равно, есть оно, позволение, или нет. – Благослови меня.
– Ну, знаешь…
– Благослови, – холодным тоном приказал Ликургус.
Бенедикту стало страшновато. Собравшись с духом, он благословил представителя Ордена. Тот, пожав еще раз плечами, вышел.
Бенедикт покачал головой. Да, крепкие они там. Орден.
Выждав какое-то время, он вышел из комнаты, прошел по мраморной лестнице, завернул за угол, открыл единственным в палаццо ключом небольшую дверь, запер ее изнутри, и спустился – теперь уже по деревянной лестнице – в один из подвалов. Сняв со стенной полки свечу, он зажег ее и отпер еще одну дверь – обитую железом – в потайной архив. По периметру маленького помещения стояли кованые сундуки с секретными замками, отпирающимися не ключом, но системой рычагов, которые нужно было поворачивать в определенном порядке. Открыв один из сундуков, Бенедикт пристроил свечу на крышку соседнего, снял с крюка на стене холщовую суму, и стал один за другим вынимать свитки. Некоторые из свитков были очень древние, другие выглядели моложе и являлись копиями древних. Языки – старый греческий … арамейский … старая латынь … старый иудейский … еще арамейский … снова греческий … У первого Папы Римского был отвратительный почерк. Бенедикт – коль уж случай представился – присел на край сундука и, развернув свиток, некоторое время изучал письмена своего знаменитого предшественника. Да, противный почерк – будто он торопится куда-то. Вот у Павла – Бенедикт развернул другой свиток – вот, это пишет человек обстоятельный, с понятием. Впрочем, неисповедимы пути Создателя – и, кто знает, может, то, что писал Петр, на самом деле важнее? А противный почерк – чтобы не воспринимали всерьез те, кому не положено?