Ну, эту байку про тезку моего рассказал Нестору Гостемил, уж это точно, подумал Хелье. Я ее помню с детства, а только но в несколько иной форме. Я тоже ее рассказывал Нестору, но Нестор запомнил именно гостемилов вариант, скотина неблагодарная. А рассказывать Гостемил умеет, не отнимешь.
«Владимир же стал жить с женою своего брата – гречанкой, и была она беременна, и родился от нее Святополк. От греховного же корня зол плод бывает: во-первых, была его мать монахиней, а во-вторых, Владимир жил с ней не в браке, а как прелюбодей».
Все у парня как-то спиралью через дужку, подумал Хелье. Рагнхильд – гречанка да еще и монахиня. А может, ему это все просто неинтересно, подумал он. А если неинтересно – значит точно выполняет заказ. Но чей?
Ну, это просто узнать. Сейчас мы поищем, что там дальше написано – про Ярослава. И если Ярославу в сием писании только нимба не хватает, всем святым святой, то понятно, кто заказчик, и лучше бы так, а не Содружество.
Но до Ярослава Нестор не успел дойти. Очевидно, Маринка отвлекала.
Хелье тщательно зашнуровал писанину Нестора и положил ее на прежнее место.
***
По пути зашли в заведение, съели эскалоп, послушали во время еды неопрятного, разбитного менестреля, развлекавшего посетителей шансоном де жест под перебор примитивной лютни —
Сидит она у берега с утра,
Кругом природа, лес, этсетера.
Не спится. Поднялась в такую рань.
Но тут степенным шагом Шарлемань
С цветами – шасть, и говорит – «Ура!
Нашел тебя! Пойдем!» Этсетера.
– По-моему, он просто издевается, – заметил Хелье.
– Ты ничего не понимаешь в парижской жизни, – возразил Нестор.
– Ну, раз ты такой понятливый – скажи, какой смысл в виршах сиих?
– Главное не смысл, главное чувство.
– Какие все чувственные стали.
Перевозчикам в тот день было раздолье – каким-то образом слухи о необычном (крамольном, наверное) римском проповеднике разнеслись по городу, и лодки курсировали между вторым островом и обоими берегами непрерывно, и Хелье и Нестору пришлось даже постоять в очереди – желающих перебраться к Святому Этьену набралось три дюжины человек.
Двери церкви стояли распахнуты, в церковь набилась масса народу.
– Не проповедник, а бродячий скоморох какой-то, – проворчал Нестор.
Хелье засмеялся.
– Главное – чувство, – сказал он.
– Пошел ты…
– Чти отца своего, сын мой.
Толпа расступилась, и ко входу церкви от берега потянулась странная процессия – пятнадцать пестро и сумбурно одетых, гладко выбритых мужчин с томными лицами, и четыре женщины. Улыбались женщины так блудливо, что никаким местным гетерам не снилось. Окруженный теплой этой компанией шагал ко входу размеренным изящным шагом человек лет двадцати пяти. Толпа зевак вокруг переговаривалась – мужчины отпускали похабные шутки, женщины восхищенно вздыхали – римский проповедник, с правильными и тонкими чертами лица, с красивыми, волной лежащими каштановыми волосами, стройный, привлекательный – поразил их воображение. Ряса сидела на нем как королевское платье.