Мария улыбнулась светски, встала, и присоединилась к брату.
– Смотри, – сказал Ярослав. – Видишь дым?
– Да.
– Это дом один сгорел давеча. А вон еще один, дымится. Знаешь, почему?
– По неосторожности? Забыли потушить печь?
– Нет. Сколько у тебя охраны?
– Десять человек.
– А ведь ты как правило ходишь по городу одна, или со служанкой.
– И что же?
– Почему на этот раз с тобой охрана?
– Время беспокойное в городе.
– А ты вглядись. Видишь?
– Что?
– Народ. Вон на той улице. А вон еще. Из-за деревьев плохо видно. Но людей на улицах много. И все спокойны. Никто никуда не бежит. Никого не грабят. Почему?
– Почему же?
– Три часа назад в городе не было власти, поэтому горели дома, а жители заперлись на все засовы. Пустые улицы и горящие дома. А теперь все переменилось. Потому что в городе есть власть. И власть эта – моя. И знаешь, Мария, мои люди мне очень хорошо служат. Поэтому я многое могу. Например, я могу прямо сейчас взять под стражу всех Неустрашимых, находящихся в Киеве. И спокойно дождаться Эймунда. И сказать ему, что Содружество более не существует. Но мне это не нужно. Я также не собираюсь идти на поводу у Содружества. Тоже не нужно. А вот о равноправном союзе с Содружеством я бы подумал. Но для этого Неустрашимые должны сперва оказать мне какую-нибудь услугу, а вовсе не наоборот.
Мария внимательно смотрела на Ярослава. Она помнила его совсем не таким. В отрочестве он был медлительный, нерешительный, вялый, трусливый. Сейчас в глазах посадника новгородского была стальная решимость, весьма напоминающая решимость Владимира. Я неправильно действую, поняла Мария. С ним нужно было говорить совсем по-другому. А теперь уже поздно – он знает, он видел, он все взвесил, оценил, и принял к сведению.
– Я подумаю о союзе, – сказала она, вставая. – Ты очень изменился, брат мой. Я подумаю… Впрочем, услугу тебе я оказать могу. Она тебя ни к чему не обяжет.
– Я тебя слушаю.
– Насколько я знаю, ты в очень хороших отношениях с Глебом.
– Да, пожалуй, что так.
– Он несколько раз гостил у тебя в Новгороде.
– И такое было.
– Ты ему доверяешь.
– Да.
– Его хотят убить. До него дошла весть об отце, и он едет в Киев. Обычным путем. Его убьют по дороге. Но тот, кто должен это сделать, еще не выехал. Твой гонец может его опередить и предупредить Глеба.
Ярослав побледнел.
– Тебе это точно известно?
– Совершенно точно.
– Это ты отдала такой приказ?
– Нет. Я не люблю смертоубийства.
– Хорошо. Спасибо.
– Я пойду. Но к разговору этому мы еще вернемся, надеюсь.
– Когда тебе будет угодно.
– Благодарю тебя.
***
Живописные остатки аскольдовых укреплений на берегу не произвели никакого впечатления на группу из десяти варангов, прибывшую к Скальду по важному тайному делу. Группа вооружена была топорами, палицами, и свердами, но также веревками, а у одного из варангов имелась в походной суме плотничья пила. Варанга этого привел к Эймунду в последнюю минуту один из членов группы, объяснив, что это его кузен, очень хорошо разбирающийся в таких делах, плотник изрядный. Эймунд оглядел новоприбывшего, задал ему несколько вопросов, нашел, что человек ловок и сметлив, дело свое любит, а то, что никогда не участвовал он в военных схватках – беда небольшая. Длинный тонкий шест, принесенный плотником, восхитил Эймунда. К шесту с помощью зажимов прилаживалась веревка с петлей, и, держа шест одной рукой, а веревку другой, человек затягивал петлю на конце шеста. Очень кстати.