Стемнело, ночь упала безлунная, беззвездная, глухая. Она наливалась густым чернильным сумраком без просветов и полутонов. Звуки гасли где–то за гранью восприятия.
Туман затопил мир блеклой мутью отчаяния, и мне стало очевидно, что продираться сквозь его клубящиеся когтистые клочья невыносимо трудно. Если бы не зов, я давно бы рухнула в изнеможении, не разбирая места.
Болото.
Под ногами все более звучно хлюпало, иногда я проваливалась в мерзкую пузырящуюся грязь почти по пояс. Тогда запах тяжелого, гнилого разложения и смерти накрывал с головой, цепенил, лишая последних сил, не давая вздохнуть, чтобы набрать живительного воздуха.
По позвоночнику поднимался холодной волной застарелый ужас – в этих топях некогда убивали и умирали. Очень многие. Одни – в бою, с оружием в руках, и после боя, когда их без жалости, нарочно медленно и мучительно, добивали победители. Другие – еще более страшно, приносимые в злую жертву неведомым демонам. И еще: тут, под толщей мертвой травы, сгнивших стволов, ворочалась черная злая сила, пробужденная этим ритуалом и терзаемая голодом до сих пор. Она по–прежнему жаждала крови и тянула ко мне цепкие лапы тумана, сковывая движения, высасывая силы.
А там, впереди, умирал человек.
Зов становился все сильнее по мере приближения. Времени оставалось удручающе мало, и я продолжала рваться, брести, ползти, плача от неспособности двигаться быстрее и от боли, сводящей перетруженные мышцы. Наконец, выбравшись из очередного омута, я приостановилась, почти повиснув на корявом низкорослом стволике чахлого деревца. Дышать было мучительно больно, я раскрытым ртом ловила воздух и кашляла, давясь ржаво–маслянистым, ватно–удушливым туманом. Меня вырвало жгучей желчью, и некоторое время пришлось пережидать, сбившись в дрожащий комок у корней того же деревца.
Потом стало чуть легче, я подняла голову.
Туман постепенно таял, отползал к горным подножьям, неохотно подбирая одно щупальце за другим. Не живой, но вполне убийственный, даже сознательно убийственный. Я готова была поклясться, что несколько минут назад он охотился на меня и почти преуспел. Впрочем, почти – это не худший вариант. Тем более второй раз за этот бесконечный день. Я поднялась на ноги и довольно уверенно побрела вперед. Туда, где угадывался темный силуэт убогого строения.
В единственном оконце слабо трепетали отблески почти угасших углей. Там недавно горел очаг. Зов больше не причинял боли.
В руке я по–прежнему сжимала надерганные по дороге травы, вымокшие и грязные до непотребного состояния. Ну, других нет. Да и не травы тут нужны. Просто пока что–то есть в руках, я не чувствовала себя окончательно бесполезной.