— Я буду жаловатца! — возмущался господин с лошадиным лицом. — Это ест произвол нат иноземный купец! Я как немецкий посол и глава купеческий гильтий…
— Слышь, Вилли Шварцович… — сморщился царь.
— Я ест Вилли Шварцкопф!
— Да мне до лампады, кого ты там ешь! Достал ты меня! Сказал же, все будет по закону! Сначала дыба, потом плаха. Чего тебе еще надо?
— Справетливый суд! Дыба — это ест произвол!
— Произвол — это то, что он на стражников моих напал.
— Это нато разобратца, кто ест на кого напал!
— Вот сейчас и разберемся. Малюта, дыбу готовь.
— А может, сначала сапожки, царь-батюшка? — с надеждой спросил палач.
— Дыба надежней.
Царь подошел вплотную к Виталию и начал рассматривать узника. Судя по недоуменному взгляду, державный увидел совсем не то, что ожидал.
— Федот!
К царю подбежал один из стражников. Красная шапка воина была оторочена дорогим собольим мехом, что говорило о том, что это был как минимум стрелецкий голова или сотник.
— Чего изволите, царь-батюшка?
— Это вот этот вот на вас напал? — ткнул скипетром в Виталий державный.
— Он самый, вражина! Не извольте сумлеваться! Лично ему рученьки-ноженьки вязал.
— Вот этот вот задохленький десяток моих лучших стрельцов… — Царь еще раз окинул взглядом юношу. По сравнению с мощными, массивными стрельцами Виталий и впрямь выглядел не очень представительно. — Да я вас всех… — Сбитая скипетром шапка стрельца полетела на пол, — Тоже мне сотник! Разжалую! Державу подержи, мешается.
Федот покорно принял из царских рук большой шар с крестом и бережно держал в руках, пока царь-батюшка скипетром охаживал его самого, как говорится, в хвост и в гриву.
— Царь-батюшка, — взмолился писарь, — вы бы скипетр пожалели. Он ить золотой. А вдруг погнется?
— Твое дело маленькое, — пропыхтел царь, — писарское. Садись и пиши. Сейчас допрос снимать будем. Ишь, учить меня вздумал.
Спустив пары, царь отнял у сотника свою державу, отвесил ему напоследок хорошего пинка и повернулся к Виталию. Писарь тем временем поспешил сесть за столик, разложил перед собой бумаги, поставил чернильницу-непроливайку, макнул в нее гусиное перо и застыл в ожидании начала допроса.
— Ну сам все расскажешь али сразу на дыбу? — грозно спросил царь.
Не успел юноша открыть рот, как палач за него тут же ответил:
— Ничё не скажет, царь-батюшка. Я тут с ним уже потолковал. Ни в какую! Пусть меня режут, говорит, пусть бьют, пусть на дыбе подвешивают, ничё не скажу! А вот ежели испанские сапоги на меня примерить…
— Да задолбал ты меня своими сапогами, Малюта! Я тебя спрашивал? — возмутился царь.