Следующая сцена с Максом: он одет в безупречный льняной серый пиджак, на нем шелковый галстук с орнаментом пейсли[2] и отутюженные брюки цвета хаки — брюки прижаты у обшлагов прищепками, чтобы не попали в цепь велосипеда. В первый день занятий он отправился в университет на своем коричневом мустанге. Он помахал мне, отъезжая, и я помахал в ответ, не поняв сначала, кто это такой. Я ни разу до этого не видел Макса ни в чем более парадном, чем безрукавка и слаксы. Сочетание костюма и грузового велосипеда было вопиюще нелепым, но это был Макс. Я видел, как он спускался с холма, устремившись мимо Кросби-Хилл к женскому общежитию. Там ему преградили путь две переходившие дорогу женщины, но он не стал тормозить, а, совершив пару невероятных поворотов, ухитрился проехать между четырьмя ногами.
Итак, Макс уехал, чтобы отметиться первый раз. Мое первое занятие в этом семестре должно было начаться днем, но я уже пережил тот период, когда преподавателя перед работой мучают мрачные предчувствия и терзает страх. Подобно большинству людей, выступающих по долгу службы перед аудиторией, я нервничал вплоть до наступления ночи, но потом отключался и переставал дрожать. Предыдущие несколько дней я суетился, заготовив пять вариантов вступления, перебрал все неблагоприятные сценарии: забыл дома конспект занятия, в аудитории нет мела, на штанах у меня дыра, — но потом смирился, решив: пусть будет что будет. На самом деле меня больше интересовало, как выкрутится Макс.
Я не видел его, когда приехал в Бишоп-Холл в четверть первого, зашел в мужской туалет и осмотрел себя в зеркало (однажды я провел два часа аудиторного семинара с расстегнутой ширинкой). Затем спустился в отведенную мне аудиторию, где уже толпились студенты. В прошлом году они выглядели как пятнадцатилетние подростки, в этом — помоги мне Бог — как четырнадцатилетние. Они искренне полагали, что лето еще не кончилось, в глазах рябило от шорт и рубашечек с бретельками. Тела всех мыслимых форм и размеров — от бледных очкастых эктоморфов до неуклюжих гигантов, лишенных только одной детали — лба. Свеженькие лица, стройные конечности — и я, который должен обрушить какие-то знания на их бедные головы. Тут нет места метафорам; английский-200 — обязательный курс, который надо вдолбить всем — от воротилы бизнеса до футболиста. Мой выпускной семинар — куда более малочисленная группа — соберется только на следующей неделе.
Я взошел на кафедру и поставил сумку себе под ноги, потом наклонился и достал оттуда журнал посещаемости, заметки и нужный текст. Это помогает аудитории понять, что преподаватель не окостенел и может согнуться в поясе. Выпрямившись, я улыбнулся аудитории и сразу же вспомнил, почему мне нравится преподавать на Юге: студенты обязательно улыбаются в ответ. Возможно, они не испытывают никакой симпатии, но это многое говорит об их вежливости, даже если вы определите ее как цивилизованную ложь. Или деревенскую светскость.