Эти слова он произнес не только для глупой женщины, но и для троих сотрудников своего аппарата и двух офицеров Народно-освободительной армии, стоявших позади. Оба военных были в наглаженных зеленых мундирах, с красными звездами на фуражках. Вне всякого сомнения, из этих пятерых, по крайней мере, один был осведомителем, по всей вероятности, докладывающим сразу нескольким хозяевам, – поэтому Тан хотел выставить себя в самом благоприятном свете.
– Проводите нас к пациенту, – ровным голосом распорядился он.
Они прошли по коридорам, отделанным выкрашенной салатовой краской штукатуркой, потрескавшейся и облупившейся, освещенным тусклыми люминесцентными лампами. Пол был чистым, но пожелтевшим от бесконечного мытья. Медсестры в марлевых повязках, закрывающих лица, ухаживали за больными, одетыми в сине-белые полосатые пижамы, чем-то напоминающие тюремную одежду.
Пройдя через металлические двери, они оказались в отдельной палате. Просторное помещение могло вместить не меньше десяти больных, однако лишь один человек лежал на единственной койке, накрытый грязной белой простыней.
Воздух в палате был спертый и зловонный.
– Вижу, вы не меняли ему белье, – заметил Тан.
– Вы сами так мне приказали.
Еще одно очко в его пользу, о чем доложит осведомитель. Цзинь Чжао был арестован десять месяцев назад, однако во время первого же допроса у него произошло кровоизлияние в мозг. Впоследствии он был обвинен в государственной измене и шпионаже, и Верховный суд в Пекине признал его виновным по всем статьям – заочно, поскольку он все это время оставался здесь, находясь в коме.
– Больной точно в таком же состоянии, в каком был во время вашего предыдущего визита, – сказала врач.
Пекин находился почти в тысяче километров к востоку, и, по всей видимости, это расстояние придавало женщине храбрости. «Можно лишить войско главнокомандующего, но нельзя отобрать у самого последнего крестьянина его мнение». Очередная глупость Конфуция. На самом деле правительство могло отобрать у любого человека его собственное мнение, и дерзкой сучке в самом ближайшем времени предстояло испытать это на себе.
Тан подал знак, и один из офицеров в форме отвел врача в противоположный угол палаты.
Министр приблизился к койке.
Мужчине, неподвижно застывшему под простыней, было за шестьдесят, его длинные грязные волосы спутались, исхудавшее тело и впалые щеки напоминали труп. Лицо и грудь были покрыты синяками и ссадинами, к венам на обеих руках были подсоединены капельницы. Аппарат искусственного дыхания подавал воздух в легкие.