– …и насколько вам известно, – говорил Джессоп, – больше ни с кем в Фесе она не разговаривала?
Дженет Хетерингтон кивнула.
– Там была некая Келвин Бейкер, с которой мы уже встречались в Касабланке. Прямо сказать, я все еще затрудняюсь составить о ней мнение. Она изо всех сил старалась сдружиться с Олив Беттертон, да и со мной, если уж на то пошло. Но американцы всегда дружелюбны, они постоянно затевают разговоры с соседями по отелю и любят совместные экскурсии.
– Да, – согласился Джессоп. – Это слишком явно для того, что мы ищем.
– И кроме того, – дополнила Дженет Хетерингтон, – она тоже была в том самолете.
– Вы предполагаете, что крушение самолета было спланированным? – спросил Джессоп и глянул в сторону, на темноволосого мужчину: – Что скажете на этот счет, Леблан?
Француз прекратил мурлыкать мелодию и на пару мгновений перестал выбивать по столу тихую дробь.
– Ça se peut[24], – сказал он. – Возможно, двигатель был предумышленно испорчен, потому самолет упал. Вряд ли мы это узнаем. Самолет упал, загорелся, и все, кто был на борту, погибли.
– Что вам известно о пилоте?
– Алькади? Молодой, но вполне компетентный. Больше ничего. Платили ему мало.
Последнюю фразу он высказал после легкой паузы. Джессоп ухватился за нее:
– Значит, он вполне мог работать на кого-либо еще, однако кандидатом в самоубийцы не был?
– В самолете нашли семь трупов, – напомнил Леблан. – Сильно обгоревшие, неузнаваемые, но именно семь. Никто не смог спастись.
Джессоп снова повернулся к Дженет Хетерингтон.
– Так о чем вы говорили?
– В Фесе была семья французов, с которыми миссис Беттертон перебросилась парой слов. Был богатый шведский бизнесмен с роскошной девицей. И нефтяной магнат, мистер Аристидис.
– А, – припомнил Леблан, – сам по себе примечательная персона… Я часто спрашиваю себя: как должен чувствовать себя человек, у которого такая куча денег? Что касается меня, – откровенно добавил он, – то я обзавелся бы породистыми лошадьми, женщинами и всем, что может предложить мне мир. Но старик Аристидис затворился в своем замке в Испании – вы подумайте, у него есть собственный замок в Испании! – и, как говорят, собирает коллекцию китайского фарфора эпохи Сун. Однако следует помнить, – спохватился француз, – что ему не меньше семидесяти лет. Возможно, в этом возрасте человека, кроме китайского фарфора, уже ничего не может интересовать.
– Сами китайцы утверждают, – возразил Джессоп, – что с шестидесяти до семидесяти лет человек живет наиболее полно и более всего ценит красоту и радости жизни.
– Pas moi![25]