- Ну какой же я осел! - повторил Андрюша. - Я должен был сообразить это с самого начала. Должен!
- Да? - переспросил Алеша Кувшинников, человек, стоящий во главе всего нашего дела. На секунду он задумался. - Да, мы не предусмотрели и этого...
И пошел в свою сторону, помахивая портфелем, а Андрюша почему-то еще долго стоял на месте и смотрел ему вслед, как-то странно пожимая плечами.
А с Академией все было по-прежнему.
Дважды в неделю, по понедельникам и средам, к пяти, когда школа пустела, мы снова приходили в наш класс, на заседания.
Теперь я знаю, как к нашей Академии относились взрослые: совершенно случайно услышал разговор двух наших учителей. Один из них назвал Академию любопытным педагогическим экспериментом, но не слишком удачным, потому что Академия Наук воспитывает слишком односторонне, в одном научном направлении, а не все из нас, в самом деле станут учеными. Другой ответил, что Академию надо рассматривать гораздо шире и что это совсем не одна наука, может быть, даже совсем не наука. Тут они даже немного заспорили, но я так и не узнал, чем кончилось дело - неловко было слушать чужой разговор, и я побыстрее ушел.
Нас потом спрашивали, будем ли мы продолжать Академию без Галактионыча? И мы ответили, что будем, но только одни, без учителей. Толик Сергеев вернулся к своей злополучной теореме. Мне почему-то кажется, что он так и не сумеет ее доказать, но пока он стоит на своем. Он вообще очень упорный, если что-нибудь придумал, ни за что не отступится. Леночка Голубкова шуршит в эти дни страницами толстых книг и журналов, иногда делает из них какие-то выписки в большую пухлую тетрадь. Историей, она, видно, увлеклась всерьез.
А может, кто-то из нас раздумал уже стать ученым? Сам, я например, начинаю подумывать о другом. Но в Академию мы приходим все.
Мы собираемся в классе по понедельникам и средам, после пяти, каждый занимается своим делом - Алеша Кувшинников, Толик Сергеев...
Андрюша Григорьев, чей портрет все еще висит на "Архимеде" (как-никак единственное открытие "Биссектрисы") снова что-то считает и ставит какие-то опыты. А три дня назад случилось невероятное. Мы с Алехой шнуровали бутсы, готовясь выйти на футбольное поле, когда в раздевалку вдруг вошел Андрюша Григорьев и тоже стал готовиться к игре. Он играл с нами полтора часа и даже забил гол, но следующим утром опять получил пятерку. А на Академии снова что-то читал и собирал какую-то схему.
А я в эти дни открываю свою тетрадь и пишу. И этому меня тоже научил Галактионыч. На каком-то уроке литературы мы говорили о том, какое место в жизни современного человека занимает книга. Галактионыч сказал нам: в двадцатом веке часто гадали о том, какими станут книги в будущем. Размером с пуговицу, чтобы читать их с помощью специальных аппаратов? Или говорящие, чтобы не читать их, а слушать? А книга осталась прежней. Потому что нет большего удовольствия, чем держать ее в руках именно такой, к какой люди давно привыкли: такого же веса, того же формата и так же пахнущую типографской краской. Даже учебники остались точно такими же, как в XX веке, даже классные журналы.